Неспособность или нежелание адаптироваться к новой России могло бы быть только «личной» проблемой США и их союзников. Но речь идет именно о нежелании принимать державные импульсы России на постсоветском пространстве как «законные», то есть понятные западным партнерам и жизненно необходимые для такой масштабной страны как Россия. Сильная Россия, в державном смысле этого слова, не нужна. Поэтому ей будут создавать трудности на разных направлениях, прежде всего по тем пунктам, где позиции российской экономики слабы и зависимы от западных рынков. Таких, можно набрать с десяток: от корпоративной задолженности российских банков до зависимости российских сырьевых компаний от европейского и американского рынка.
Возвращение державы.
По факту одностороннего признания Россией Абхазии и Южной Осетии в качестве суверенных государств, российско-грузинскую войну легко назвать «колониальной»: действительно, как и 225 лет назад, ряд грузинских провинций призывает российские власти взять их под опеку от бесчинств соседей. Но если раньше от грузинских князей исходил призыв о защите от персидских нападений, то теперь, руководители и жители бывших автономий, а затем непризнанных республик, обращаются к Москве за помощью от собственно грузинских атак. История повторяется, в усеченном масштабе и в другое время.
Понятно существо внутренних ожиданий России - тема патриотизма на взлете. Ясно, что «неоимперский» менталитет кремлевской власти в сравнении с началом 1990-х усилился присутствием в ней партии «силовиков». Но изменилось время, условия и возможности реализации «неоимперских» задач. Вероятно, мы сделаем ошибку если станем переносить имперскую терминологию из XIX и XX столетия в наше время, в другую геополитическую конструкцию. В имперский период России первостепенный вопрос -- приращение территориями, то есть вопрос экспансии, а затем закрепления достигнутого. Теперь, в случае с Абхазией и Цхинвали, речь идет о реализации принципов новой российской политики, где первую роль играют не имперские ожидания, а принципы державного усиления, необходимость перехода от hard-риторики к реальным действиям при существующих, весьма ограниченных ресурсах.
Помните фразу - «период бесконечных любезностей и улыбок в ответ на постоянное ущемление интересов России заканчивается». Слова из выступления Путина на мюнхенской конференции по безопасности в феврале 2007 года. Тогда задавались вопросом - а что это? Откуда этот тон? Все стало на место, после того как эти принципы были воплощены в ответ на грузинскую атаку. Саакашвили представил возможность «реализации Мюнхена», её и реализовали в полной мере. Причем, когда президент Медведев ссылается на принципы морали в этой войне - Россия защитила осетинский народ от уничтожения, -- он стыкуется с таким же морально-политическим призывом Путина в Мюнхене - уважать интересы России и не загонять ее в угол.
После Мюнхена Россию по-прежнему воспринимали как страну, которая лишь упражняется в словесных дебатах. Теперь, если какая-нибудь «Грузия», пользуясь покровительством Вашингтона, прямо ударяет по интересам РФ, то она получает ответ, причем, неважно, что он не пропорционален силе удара.
Одиночество России.
Меняет ли это мир и геополитические расклады? Безусловно. Но вот в чем конкретно, говорить пока рано. Можно лишь констатировать изменение общественно-политической среды, напрямую меняющей ситуацию и в России и в мире.
Теперь, после факта признания и поднятой патриотической волны, видно, что «критикующие» официальный курс российские лидеры любого разлива (как социал-демократы типа спикера Совета Федерации Миронова, так и либералы типа экс-премьера Касьянова), в случае их прихода к власти в Кремле, не отступят от данного решения и будут больше использовать методы hard-политики, вероятно, пока не обожгутся. Это подтверждают и социальные настроения. Опрос, проведенный Левада-центром по поводу пятидневной российско-грузинской войны показал, что почти треть (29%) жителей Москвы и крупнейших городов России считают преждевременным завершение военных операций на территории Грузии и предпочли бы довести ее «до логического конца», включая полное уничтожение военного потенциала страны. Более половины опрошенных (54%) полагали, что Грузию следовало «понуждать к миру» военными средствами до тех пор, пока она не подписала бы юридически обязывающего мирного соглашения с Южной Осетией. Естественно, войну можно «подверстать» ко всем остальным духоподъемным успехам РФ от футбола до Олимпиады, но факт остается таким: общественное сознание ждет продолжение внешнеполитических побед.
Отсюда озадаченность коллективного Запада. Действующая Россия заставила одних содрогнуться от возвращения «русского медведя», других, просто испытать необычное чувство изменения реальности.
Неспособность или нежелание адаптироваться к новой России могло бы быть только «личной» проблемой США и их союзников. Но речь идет именно о нежелании принимать державные импульсы России на постсоветском пространстве как «законные», то есть понятные западным партнерам и жизненно необходимые для такой масштабной страны как Россия. Сильная Россия, в державном смысле этого слова, не нужна. Поэтому ей будут создавать трудности на разных направлениях, прежде всего по тем пунктам, где позиции российской экономики слабы и зависимы от западных рынков. Таких, можно набрать с десяток: от корпоративной задолженности российских банков до зависимости российских сырьевых компаний от европейского и американского рынка.
Все сказанное имело место уже по факту войны. Но по факту признания бывших сепаратистов состоявшимися государствами отношение к России поляризовалось сильнее. Дальнейшая вариативность развития событий практически непрогнозируемая. Поэтому трудно говорить о проигрыше, о безусловном успехе или о конкретных дивидендах от признания Абхазии и Южной Осетии. Заметим лишь, что температура на линии противостояния, вызванной фактом «признания» спорных анклавов, будет зависеть не столько от «врагов», мягко говоря, критиков России, сколько от ее друзей, то есть близких партнеров.
Отсутствие клуба союзников.
После саммита ШОС, Медведев заявил, что большинство лидеров организации понимают мотивы действий России, но тут же, следом, он отметил, что «реакция государств на российские действия очень разная. Наверное, так и должно быть». Если развить эту мысль для СНГ то мы прейдем к выводу, что проблема не в том, что Россия подвела черту под нормами международного права, или в том, что Россию «не понимают», или в симпатиях Саакашвили. Президенты постсоветского пространства, увидев крутой поворот российской политики, задаются вопросом - а кто станет ограничителем и в какой форме ограничат российский державный подъем, если он окажется слишком крут. Из ответа на этот вопрос каждой стране СНГ станет ясно - состоится ли новый раздел мира, какую форму он приобретет, как нужно будет выстраивать новые отношения в треугольнике Россия-ЕС-США, получившим такие сверхновые характеристики.
Второе для России следствие, вытекающее из дефицита союзников: слабая база аргументов, объясняющих позицию РФ. Россия не очень заботилась о создании союзников, а значит, не стремилась никого готовить к подобному шагу: «признание» выскочило как черт из табакерки.
Об истории Абхазии и Южной Осетии в нужном для РФ русле мало знают не только в мире, но главное в СНГ: массированная информация и доводы посыпались лишь после того, как российские танки вошли на территорию тогда еще непризнанной грузинской автономии восьмого августа. Скоропалительному признанию не предшествовала никакая широкая работа НПО, международных представительств, культурных центров, рассказывающих о судьбе и истории абхазского и осетинского народа. Они бы хоть как-то подготовили общественное мировое мнение к провозглашению того тезиса, что осетины и абхазы уже не могут более жить в одном с грузинами государстве.
Но такой работы ни Москва, ни лидеры самопровозглашенных республик не провели. Одним словом, они не сделали всего того, что было сделано в свое время косоварами при содействии их союзников и патронов. Сухуми и Цхинвали работали только с Москвой и Тирасполем, словно не заботясь о своем международном будущем. Москва также не особенно продвигала интересы этих регионов в мире. Поэтому, коль скоро по факту войны РФ получила возможность проведения международных консультаций о статусе этих регионов (шестой пункт соглашения Медведев - Саркози), надо было их и проводить, параллельно создавая медийные и прочие поводы для раскрутки этих регионов. Хотя легкой и дешевой подобную работу не назовешь.
Третье, с чем пришлось столкнуться. «Быстрое признание» вызвало дополнительное обострение по всем внешнеполитическим азимутам России, сверх того, что имелось после российско-грузинской войны. До последнего времени Москва говорила, что одностороннее признание Западом (да и то далеко не всеми странами) Косово и отделение его от Сербии - создает опасный прецедент и рушит систему международной безопасности. Это была позиция, в которой были определенные принципы. И теперь в одночасье от этих принципов Москва отказалась. Она, таким образом, осталась без позиции, потому что «поступать назло» до сих пор никак не могло служить принципами международной политики. Скорее - это из разряда дворовой этики «разборок по понятиям». Оправдания российского руководства по поводу того, что «вот вы сделали так с Косово, а мы так сделали с Южной Осетией и Абхазией» пока не приняты никем из авторитетных членов мирового сообщества и почти никем из соседей в СНГ.
Четвертая проблема со многими неизвестными -- опасность разного рода санкций. То, что было легко «прощено» тем, кто сотворил «косовский прецедент», скорее всего не простят Москве. Это станет понятно не после конкретного саммита или форума, а по изменившейся атмосфере отношений РФ с рядом западных держав. Можно утверждать, что санкции - торжество двойных стандартов и проявление цинизма мировой политики. Да, это и то, и другое одновременно. Но кому заранее не было известно, что политика - и цинична, и полна несправедливостей, а то и «гнусностей»?
Как показал саммит ЕС 1 сентября чем-то конкретным наказать Россию трудно. Ужесточать визовый режим не станут, но переговоры по его облегчению тормознутся. Бойкотировать Олимпиаду можно, но перспектива 2014 года слишком далека. Исключать Россию из международных организаций не станут, но встречи в формате G8 с участием РФ станут более формальными (а высока ли их цена -?). Замораживание счетов тоже весьма не очевидно, счета российского Центробанка, среди которых и золотовалютные резервы ЦБ, и те денежные накопления, которые принято называть Стабфондом вряд ли тронут и при более острых ситуациях, но, с другой стороны, счета российских компаний и личные счета крупного бизнеса и так могут попадать под американские законы о борьбе с коррупцией.
Возьмем вопросы безопасности: расширение ПРО России уже не остановить, но по вопросам вступления той же Украины и даже Грузии в НАТО доводу Москвы по-прежнему сильны.
Главная опасность для России заключается в неофициальных санкциях - очевидно, что в 2009 году российской экономике потребуется новая серия кредитов для погашения корпоративной задолженности, прежде всего в банковском секторе, вероятно на сумму в $500 млрд. Не праздный вопрос - получит ли Россия займы на частичное погашение и реструктуризацию этих долгов своих компаний?
Наконец, еще одна проблема. Какие последствия в связи с усилением hard-политики РФ ожидают страны СНГ? Перед интеграционными объединениями постсоветского пространства стоит задача модернизации. Но при ужесточении политики ведущего донора организации говорить о равновесном партнерстве не приходится. Это приведет к еще большему доминированию РФ в тех сферах и регионах, где у Москвы уже были заделы (к примеру: безопасность и энергетика в ЦА) и увеличению дефицита взаимопонимания там, где влияние Москвы ограничено или недостаточно (гуманитарное сотрудничество стран СНГ с Россией).
Итоги войны подводить рано.
Если ужесточение отношений, их резкость и принципиальность неизбежны, то нужны понятные правила игры по всем линиям взаимодействия, правила, которым Россия будет следовать и предлагать присоединиться к ним другим. Но таковых правил пока нет.
Единственное, что было озвучено Медведевым уже после войны - это «пять принципов», на которых базируется внешняя политика России. Ничего сверхнового эти принципы не фиксируют, однако там четко прослеживается необходимость усиления влияния в тех регионах, где у России имеются привилегированные интересы. Как и прежде, подразумевается поддержание дружеских отношений с подобными странами, но, Медведев специально акцентирует, что это будет зависеть «от наших друзей и партнеров... У них есть выбор».
Таким образом, соседям и друзьям России предлагается определиться, нужна ли им сильная Россия, и в каком качестве. Постановка вопроса кажется подразумевает, что Россия не диктует свою волю соседям и не ставит под сомнение их суверенитет. Однако если соседи считают себя друзьями, им нужно что-то сделать для этой дружбы. А именно, хотя бы не ставить отношения с другими «друзьями» (имеется ввиду США) в ущерб интересам РФ, а как максимум, Москва не прочь почувствовать себя более привилегированным партнером.
Теперь постулируется, что дружбу с Россией еще нужно «завоевывать», а завоевав ее, дорожить ей.
Цена хороших отношений с Россией выросла. По выражению лица Нурсултана Назарбаева, во время встречи с Путиным в Пекине, так и в Душанбе на саммите ШОС, было видно, что он это понимает. Но Россия, неожиданно возникшая в облике силы, ставит вопросы ребром и создает сложную дилемму, которую не так легко решить даже таким опытным бойцам как Назарбаев.
Опубликованно в газете "Республика" (Казахстан) 12.09.08
