Конечно же, государство в своей идеологии не может игнорировать историческое прошлое. И поскольку главной задачей государства является консолидация общества, то и упор, соответственно, должен концентрироваться, в первую очередь, на исторических событиях, объединяющих народ. В принципе, так оно у нас и происходит. В прошлом году Казахстан широко отмечал 550-летний юбилей Казахского ханства и 70-летие победы в Великой Отечественной войне. Это подчеркивает историческую преемственность, укрепляет патриотизм, и в то же время не вызывает каких-то острых дискуссий, спекуляций и т.п.
В нынешнем году исполняется 100 лет восстанию казахов и киргизов 1916 года. Дата эта, свидетельствующая, что история взаимоотношений России и Центральной Азии была отнюдь не идиллической и в ней есть свои драматичные страницы, достаточно чувствительна для обществ и идеологий как Казахстана, так и Киргизии, особенно учитывая избранный ими вектор евразийской интеграции. Заявка на широкое общественное обсуждение и рефлексию государственного масштаба этой темы в Казахстане пока не озвучивалась. Не пора ли историкам евразийского пространства совместными усилиями выработать консенсусную позицию по отношении к этим драматичным событиям? Чтобы образующиеся пустоты не заполнились интерпретациями и идеологическими построениями, направленными на разобщение обществ. Мы побеседовали об этом с известным казахстанским историком и публицистом, автором таких книг, как «Ак-Орда. История Казахского ханства», «Эпоха последних батыров», «Казахи и Россия» Радиком Темиргалиевым:- Радик Джексенбаевич, существуют ли сегодня в Казахстане проблемные и спорные вопросы в исторической и идеологической оценке восстания 1916 года?- На мой взгляд, с точки зрения историографии особых вопросов в этой теме нет. Есть отдельные личности, которые пытаются в своих целях разогревать ажиотаж вокруг этой и других подобных дат, акцентировать внимание на межнациональных аспектах, то есть выпятить одни моменты и затушевать другие.А в русле науки я не вижу каких-то проблем. В отличие от других событий нашей истории эта тема – восстание 1916 года – изучена едва ли не вдоль и поперек. В советское время были изданы десятки трудов, монографий, сборников документов, статей, посвященных восстанию, поскольку тогда оно рассматривалось как предтеча октябрьской революции, а руководитель Тургайского очага восстания Амангельды Иманов был признан главным казахским большевиком. Отсюда столько внимания: люди охотно специализировались на этой теме, в отличие от, скажем, эпохи Казахского ханства. Даже если, допустим, деятельность основоположников национальной партии Алаш всячески умалчивалась в советское время, то материалы, посвященные восстанию, которые выходили в газете «Казах», рупоре национальной интеллигенции, публиковались в советских сборниках документов. Благодаря этому, можно было ознакомиться с позицией Алихана Букейханова, Миржакыпа Дулатова, Ахмета Байтурсынова по поводу этих событий. Таким образом, в советское время были некоторые проблемы с интерпретацией, но с исследовательской базой восстанию 1916 года, наверное, повезло больше, нежели другим событиям истории дореволюционного Казахстана.- Какие изменения претерпела оценка восстания за годы независимости?- Акценты были смещены в сторону оценки его как национально-освободительного и антиколониального движения. В то же время и в советской, и в казахстанской историографии в качестве основной причины восстания называется земельный вопрос. С чем в общем-то нельзя не согласиться, поскольку к 1916 году площадь изъятых у казахского населения земель составила 45 млн десятин, в Казахстан были переселены из российских губерний около 1,5-2 млн крестьян. Таким образом, российское правительство решало вопрос безземельного крестьянства, которое образовалось после отмены крепостного права. Для них начали изыскивать так называемые излишки земель в Сибири и в Казахстане. Однако казахи, по понятным причинам, не считали, что у них есть какие-то излишки. Это и была основная причина накопившегося народного недовольства. А указ 1916 года о мобилизации казахов на тыловые работы стал поводом, спусковым механизмом для начала восстания.Есть некоторые проблемы в исторической оценке позиции национальной либерально-демократической интеллигенции, которая, как известно, не поддержала восстание. В советское время все интерпретировалось очень просто: алашординцы, будучи буржуазными националистами, продали казахский народ, пошли на услужение царской власти, никак не участвовали в восстании, более того, якобы поддерживали его подавление. Однако по прошествии лет картина прояснилась и все эти упреки обнаружили свою беспочвенность. Лидеры партии преследовались царскими властями, были неоднократно судимы, и своей цели – созданию казахской автономии они никогда не изменяли.Другое дело, что с началом волнений они действительно неоднократно обращались к народу с просьбой не вставать на путь вооруженной борьбы, потому что прекрасно понимали последствия столкновения повстанческих отрядов с российской военной машиной. История показала справедливость их опасений.Проблема современного взгляда казахстанской исторической науки на эти события заключается в том, чтобы примириться с тем фактом, что люди, считающиеся в данное время нашими национальными героями, не подержали праведное народное восстание, а во главе его стояли такие неоднозначные, хотя и пассионарные личности, как Амангельды Иманов, который, как известно, тоже был преследуем царскими властями, но не за свою политическую позицию, а за совершение уголовных преступлений. И это противостояние продолжилось в дальнейшем. Амангельды Иманов стал видным большевиком – опорой советской власти, которую алашевцы не приняли. Убийцей Амангельды Иманова советские историки называли Миржакыпа Дулатова. И если даже эти сведения не соответствовали истине, факт откровенной вражды между организаторами восстания 1916 года и лидерами движения Алаш все равно остается неопровержимым.Таким образом, да, существуют проблемы интерпретации, но как это свойственно нашему менталитету, мы умеем примирять между собой, казалось бы, непримиримые вещи. Для нас сейчас герои и Алихан Букейханов, и Миржакып Дулатов, и Алиби Джангильдин, и Амангельды Иманов. Может быть, это вовсе и не проблема, и попытки дать каждому событию, каждому процессу одностороннюю оценку бесцельны и бесплодны и способны только взбудоражить общественность. Вообще, исторические вопросы лучше оставить профессиональным историкам.- А на каких позициях стоит сегодня российская историография относительно этого вопроса?- С самого начала значительная часть российских чиновников и военных была склонна видеть в этом обширном восстании, охватившем практически всю территорию Центральной Азии турецкий след. Эта точка зрения существует до сих пор и в определенной мере она не лишена оснований. Действительно, среди центрально-азиатских народов, довольно широко были распространены пантюркистские и панисламские настроения, многие желали, чтобы Турция одержала победу над Россией. Если верить российским источникам деятельность турецкой разведки в Центральной Азии была также довольно активной. Но это нормально. Шла война, российские спецслужбы также не без успеха разжигали антитурецкие настроения среди национальных меньшинств Османской империи, взять, к примеру, тех же армян. Внешние силы всегда будут пользоваться любыми возможностями дестабилизировать враждебное государство. Но чтобы подобная деятельность привела к успеху, нужна все-таки подготовленная почва, в виде накопившихся массовых негативных эмоций. Поэтому, я думаю, внешние силы в восстании 1916 года все-таки имели второстепенное значение.- Согласитесь, что оценка таких событий, как восстание 1916 года, коллективизация, голодомор могут идеологически расколоть общества стран евразийского пространства. Почему бы историкам России, Казахстана, других стран ЕАЭС не собраться и не выработать консолидированную, наиболее объективную и в то же время безболезненную точку зрения на эти события?- И навязать всем эту точку зрения? Честно говоря, я против такого подхода. Мне, конечно, очень сильно не нравятся какие-то книги, какие-то авторы, но я тоже кого-то раздражаю. Доводилось слышать, как коллеги-историки поднимали вопрос о создании специальной комиссии, которая бы имела полномочия запретить публикацию трудов, содержащих сомнительные данные и неоднозначные выводы. Но ведь фактически речь идет о цензуре. Кто войдет в эту комиссию? Кто будет судьями? В наших реалиях все может вылиться в сведение счетов между персоналиями и сами инициаторы создания таких комиссий могут в итоге оказаться под запретом. Подобными благими намерениями устлана дорога в известном направлении. Все это мы проходили в советское время.К тому же в сегодняшнем открытом информационном обществе цензура очень трудно реализуема. Я придерживаюсь мнения, что в идеологическом многообразии рождается истина, и пусть даже дискуссия имеет не совсем научный характер и не всегда придерживается рамок корректности, но она тоже обогащает науку. Как говорил Мао Цзэдун, «Пусть расцветает сто цветов, пусть соперничают сто школ».Если оглянуться на недавнее прошлое, то в конце 80-х и в 90-е годы прошлого века провокационные вбросы на исторические темы получали гораздо больший резонанс, нежели сегодня. Наше общество уже приобрело иммунитет на подобные вещи, научилось не реагировать на них во многом благодаря тому, что мы живем в свободной атмосфере обмена мнениями. И это нормально. Я думаю, что лучше терпеть издержки открытого информационного общества, нежели жить как в советское время, когда общество долгое время ограждалось от вредной информации, а потом, когда преграды упали, произошло самое настоящее многомиллионное помешательство. Мы же помним как вся «самая читающая в мире страна» прильнула к телевизору, с экрана которого вещали Кашпировский и Чумак. Все «опровергатели» традиционной истории, раскрывавшие тайны Атлантиды и египетских пирамид, установившие происхождение всего человечества от какого-то конкретного избранного народа, вмиг добивались бешенной популярности и издавали свои книги тиражами в сотни тысяч экземпляров, именно потому что такие жанры долго находились под запретом. В развитых странах такое невозможно. Там такие авторы, разумеется, тоже есть, но они, практически, никому не известны за пределами своей специфической аудитории. По аналогии с медициной, можно сказать, что карантинное содержание в итоге делает общество очень чувствительным к вредным и глупым идеям, так же как человеческий организм в изоляции теряет возможность сопротивляться опасным микробам и бактериям, а когда общество открытое, у него вырабатываются соответствующие механизмы защиты.- Но ведь, как известно, историю разделяют на историю профессиональную и историю политическую, причем последняя, как источник мифов и государствообразующих идей, нужна государству как инструмент идеологии. Например, в Украине оценка голодомора как «геноцида украинского народа» стала одним из идеологических факторов выбора прозападного пути.- Тут я согласен. Конечно же, государство в своей идеологии не может игнорировать историческое прошлое. И поскольку главной задачей государства является консолидация общества, то и упор, соответственно, должен концентрироваться, в первую очередь, на исторических событиях, объединяющих народ. В принципе, так оно у нас и происходит. В прошлом году Казахстан широко отмечал 550-летний юбилей Казахского ханства и 70-летие победы в Великой Отечественной войне. Это подчеркивает историческую преемственность, укрепляет патриотизм, и в то же время не вызывает каких-то острых дискуссий, спекуляций и т.п.Конечно же это не означает, что о каких-то страницах своей истории мы должны забыть. Нам надо помнить и трагедии, пережитые нашим народом, в том числе и восстание 1916 года, в первую очередь, для того, чтобы подобного никогда больше не произошло. Чтобы понимать, для чего нам нужна независимость. Об этом необходимо писать книги, снимать фильмы, но поднимать широкую волну на национальном уровне смысла нет, поскольку это не отвечает государственным интересам. Есть неоднородная внутренняя аудитория, есть интересы внешней политики, есть сложнейший экономический кризис и все это надо учитывать.Записала Жанар Тулиндинова
