В Греции состоялся всенародный референдум, большинство участников которого высказались против требований зарубежных кредиторов и продолжения политики жесткой экономии. Такое решение греков делает неизбежным выход страны из зоны евро и отказ от дальнейшей помощи Греции международных финансовых организаций, однако социальные гарантии все равно остаются и для общества, и для политиков высшей ценностью, не подлежащей пересмотру и размену. В этом отношении Греция является левым полюсом Евросоюза, тогда как на противоположном фланге находятся страны Балтии во главе с Латвией, где высшей ценностью является одобрение Брюсселя, международных организаций и западных экономистов, и ради этого одобрения не жалко вовсе уничтожить социальную сферу.
Автор: Александр Носович // Фото: rus.err.ee
В Греции состоялся всенародный референдум, большинство участников которого высказались против требований зарубежных кредиторов и продолжения политики жесткой экономии. Такое решение греков делает неизбежным выход страны из зоны евро и отказ от дальнейшей помощи Греции международных финансовых организаций, однако социальные гарантии все равно остаются и для общества, и для политиков высшей ценностью, не подлежащей пересмотру и размену. В этом отношении Греция является левым полюсом Евросоюза, тогда как на противоположном фланге находятся страны Балтии во главе с Латвией, где высшей ценностью является одобрение Брюсселя, международных организаций и западных экономистов, и ради этого одобрения не жалко вовсе уничтожить социальную сферу.
Греция вошла в состав ЕС в 1981 году — с этой даты принято отсчитывать вторую волну расширения Европейского союза. Это было первое в истории ЕС принятие в его ряды государства, существенно уступавшего по основным социально-экономическим параметрам западно-европейским странам-основателям Союза: греческий ВВП на душу населения в 1981 году был в полтора раза ниже подушевого ВВП в среднем по странам Европейского содружества.
Именно на Греции впервые была апробирована примененная затем на странах Восточной Европы практика финансовой помощи бедным странам ЕС, призванная подтянуть их до среднеевропейского уровня. Еврооблигации, кредиты МВФ, структурные фонды ЕС, международные кредиты, в первую очередь от Германии. Наряду с этим происходило разрушение неконкурентоспособного национального производства, замена экспорта импортом во всех сферах, включая даже сельское хозяйство — вся система, разделяющая сейчас европейские страны на доноров и реципиентов ЕС, начала формироваться с Греции.
В момент создания единой европейской валюты (1999 год) Греция была одной из четырех стран ЕС, не соответствовавших Маастрихтским критериям, необходимых для принятия в еврозону.
Инфляция, безработица и государственный долг страны были слишком велики, чтобы она могла участвовать в элитном финансовом клубе — скептически настроенные эксперты еще 15 лет назад предупреждали, что принятие в еврозону такой слабой экономики, как греческая, станет для монетарного союза миной замедленного действия, которая сработает при первом же крупном кризисе. Так в итоге и произошло.
Однако в 2001 году две трети населения Греции хотело перехода на евро, справедливо полагая, что отказ от слабой и не пользующейся доверием драхмы привлечет в страну новых инвесторов, а её граждане получат доступ к новым дармовым кредитам. Благодаря брюссельской бюрократии, закрывшей глаза на слабость греческой экономики и проявившей снисхождение к грекам, именно так и случилось: в том же 2001 году Грецию приняли в зону евро и на страну полился поток ничем не обеспеченных кредитов, которые при первом же серьезном кризисе оказалось невозможным обслуживать.
Греческий кризис, как ни парадоксально звучит, вызван не экономическими причинами. С одной стороны, за него несет ответственность брюссельская бюрократия, проявившая некомпетентность и поставившая общеевропейскую финансовую систему в зависимость от страны, которая явно намеревалась жить не по средствам. С другой стороны, кризис спровоцирован ментальными особенностями населения и политической элиты Греции, для которых социальное благополучие и по-европейски высокий уровень жизни являются высшими ценностями, ради которых они оказались готовы лезть в любую кредитную кабалу, не думая о завтрашнем дне, а сейчас не готовы их не на что разменивать, почему и отказались от предложенной кредиторами политики жесткой экономии.
Тем интереснее сравнение Греции с тремя балтийскими странами, которые находились в похожих исходных условиях и столкнулись со схожими вызовами, однако их поведение показало абсолютно иной менталитет и руководства, и населения: настолько иной, что Грецию и Прибалтику в социально-экономических вопросах можно считать двумя полюсами ЕС.
Литва, Латвия и Эстония тоже вступили в Европейский союз, имея экономику несравненно более слабую, чем у западно-европейских стран-основателей ЕС и прочей «старой Европы». Как и для Греции в 80-х, европейская интеграция для стран Балтии обернулась денежным дождем из ничем не обеспеченных кредитов, а попутно с этим — добиванием национального производства и вытеснением собственного товаропроизводителя европейским импортом. Как и в Греции, в кризис 2008 года последствия такой европейской интеграции в полной мере дали себя знать.
Дальше начинаются различия. В Греции национальный консенсус изначально состоял в том, что ради антикризисной политики нельзя приносить в жертву социальную сферу, и там очень резко реагировали на требования Брюсселя, Берлина, МВФ и прочих урезать пенсии, зарплаты и иными способами затягивать пояса.
В Латвии и других странах Балтии сделали диаметрально противоположное: там уничтожили социальную сферу и потенциал для развития ради того, чтобы заслужить одобрение западных коллег.
Греческие политики вызывают смесь отвращения и усталости у своих европейских коллег, но их это, похоже, совершенно не беспокоит — поддержка в народе дороже. Антикризисная политика Валдиса Домбровскиса в Латвии и Андрюса Кубилюса в Литве вызывала возмущение подавляющего большинства населения, однако латвийское «Единство» и литовских консерваторов как раз это не беспокоило: им было важнее поощрение своих действий в МВФ и Еврокомиссии, где на их дисциплинированное затягивание поясов и нарадоваться не могли. У греческих политиков нет ни малейших шансов трудоустроиться в будущем в структурах исполнительной власти ЕС, тогда как прилежные, послушные и дисциплинированные Валдис Домбровскис, Андрус Ансип и прочие затягивавшее пояса в Прибалтике уже пристроены в Еврокомиссию.
В Греции предыдущим правительствам было чрезвычайно трудно проводить политику жесткой экономии: на сокращение штатов, ликвидацию предприятий, урезание пособий, стипендий, пенсий и зарплат народ тут же реагировал забастовками, голодовками, демонстрациями, бойкотами. Попытайся экс-премьер Латвии Валдис Домбровскис воплотить свою «историю успеха» в Греции, греки бы его просто свергли без долгих разговоров. Но в Латвии народ живет иначе: как написал профессор Университета Висконсин Милуоки Джеффри Соммерс, живший одно время в прибалтийской республике и видевший кризис 2008 года своими глазами, в Латвии «рабочий класс не сопротивлялся, а просто эмигрировал вежливо и спокойно».
Когда Греция вступила в зону евро, это решение поддерживали две трети жителей страны. Когда на евро переходили Эстония, Латвия и Литва, абсолютное большинство жителей каждой из стран были против. Причем, в отличие от политического руководства, именно население в этом случае руководствовалось прагматическими соображениями. Греция отказывалась от слабой, вечно проблемной и не внушающей доверия драхмы в 2001 году, когда будущее единой европейской валюты казалось исключительно счастливым и безмятежным. Прибалтика отказалась от исключительно твердых и надежных благодаря той самой консервативной экономической политике (затягиванию поясов) эстонской кроны, лата и лита, когда еврозону уже вовсю лихорадило из-за той Греции.
Однако все доводы евроскептиков в период перехода балтийских стран на евро оказались сведены на нет конечным внерациональным аргументом местных политиков: с евро мы станем «еще на шаг ближе к Европе».
В этом «еще на шаг ближе к Европе» — весь ментальный код прибалтийских политиков: ради того, чтобы казаться полноценной частью Европы, соответствовать задаваемыми западными коллегами требованиям и вызывать их снисходительное поощрение, они готовы поступиться всем, чем угодно, включая разум и здравый смысл.
Какая из этих двух моделей поведения — греческой и прибалтийской — лучше, а какая — хуже? Обе — хуже. Эффективная модель развития экономики состоит не в том, чтобы жить за счет одних кредитов. Но и не в том, чтобы подменять рост экономики и социальной сферы соответствием макроэкономических показателей Маастрихтским критериям и одобрительными кивками брюссельских чиновников в качестве главного доказательства экономического благополучия.
Поэтому сейчас не будет большей глупости, чем ставить в пример Греции балтийские страны. По статистике МВФ за 2013 год, Греция по подушевому ВВП находилась на 37 месте в мире, тогда как Литва — на 40-м, а Латвия — на 49-м. Однако для брюссельских чиновников главное не уровень жизни, а макроэкономическая статистика.
И вся «история успеха» Прибалтики только в этом и состоит: подогнать статистику под Маастрихтские критерии, чтобы чиновники ЕС стали считать Грецию успешной страной, несмотря на нищее население. Нужна ли грекам, да и любому другому в мире такая «история успеха»?
