Чемодан — вокзал — Алма-Ата

— А у вас где будет располагаться рабочее место?— В Алма-Ате.— Там есть движуха?— Полечу посмотрю. Потом расскажу.

Интервью — Дмитрий Панкин, председатель правления Евразийского банка развития (ЕАБР)Почему в Алма-Ате сейчас интереснее, чем в Москве, чего не хватает российской экономике для того, чтобы повторить рывок, сделанный после дефолта 1998 г., и почему голоса России не слышно в «восьмерке» и в «двадцатке», рассказал Дмитрий ПанкинЕкатерина КравченкоVedomosti.ru  Фото: Д. Абрамов / Ведомости Выбор редактора Предправления Евразийского банка развития стал замминистра финансов Панкин  Биография Родился в 1957 г. в Ленинграде. Окончил Ленинградский госуниверситет по специальности «политическая экономия» 1994 председатель правления Санкт-Петербургского банка реконструкции и развития (СПбРР) 1999 начальник департамента РАО ЕЭС, через год вернулся в СПбРР на прежний пост 2004 начал работать в Минфине заместителем руководителя департамента 2011 назначен руководителем ФСФР 2013 заместитель министра финансов 2015 председатель правления Евразийского банка развития Евразийский банк развития (ЕАБР) Международный банк Акционеры: Россия (65,97%), Казахстан (32,99%), Белоруссия (0,99%), Таджикистан (0,03%), Армения (0,01%), Киргизия (0,01%). Учрежден в 2006 г. в соответствии с межправительственным соглашением между Россией и Казахстаном.   Эта публикация основана на статье «“Мода на Россию прошла”, — Дмитрий Панкин, председатель правления Евразийского банка развития (ЕАБР)» из газеты «Ведомости» от 11.02.2015, №23 (3769). Дмитрий Панкин долгое время работал в Минфине над тем, чтобы российские компании могли занять достойное место на глобальных финансовых площадках. Систему отстроили, научились разговаривать с инвесторами и добиваться хороших условий займов, но все изменилось в один момент, признает Панкин. Сейчас у него новая задача — превратить ЕАБР в сильного международного финансового игрока с охватом стран Шанхайской организации сотрудничества (ШОС). Нужна ревизия проектов, банк обязан изменить стратегию и не должен заниматься всем подряд, считает он: ему нравятся проекты строительства энергетических и транспортных мостов между странами и другие задачи экономической интеграции — это сложно, но интересно. «Время от времени надо менять угол зрения. Интересно посмотреть на те же проблемы не с позиции министерства, а с позиции банка развития, бизнеса, экономики. У меня был опыт таких перемен. И сейчас момент совпал — нужно выстраивать все с другой стороны», — говорит Панкин.— Неожиданная перемена: вы покидаете Министерство финансов — на прошлой неделе вас избрали председателем правления Евразийского банка развития (ЕАБР). В Минфине вы курировали вопросы внутренних и внешних заимствований и управления госдолгом. Ваш уход из министерства связан с тем, что международные рынки закрылись для России — нашей стране там нечего делать?— Закрылись, наверное, слишком жесткое слово, но на самом деле реального эффекта от нашей работы практически нет — нет ни интересных проектов, ни новых тем. В итоге работа на международном рынке сейчас сводится к дежурным визитам и номинальному общению. В «восьмерке» нас уже не ждут, мало кто прислушивается к нашей позиции по международным финансовым вопросам в рамках «двадцатки». Европейский банк реконструкции и развития сейчас с Россией не работает: принято решение о закрытии проектов, фактически приостановил деятельность и Всемирный банк. Вести работу с международными банками по инвестиционным проектам бессмысленно.— Есть ощущение, что все успехи России на международном финансовом рынке, которые были достигнуты за последние годы, сошли на нет?— Нет, не сошли на нет. Финансовая система выстроена, отлажена система работы с инвесторами, выстроены процедуры. Просто нет инвесторов.— Получается, вам не с кем работать на мировом финансовом рынке?— На классическом международном финансовом рынке не очень интересно.— Но некоторые российские компании надеются вернуться на западные рынки. «Лукойл» заявил о том, что будет возвращаться на рынок еврооблигаций, поскольку внутри страны условия займов невыносимые. Возможно, другие компании попробуют вернуться на рынок: там надо присутствовать. Или такие попытки сейчас делать бессмысленно?— Смысл присутствовать есть всегда, но вопрос — какой ценой. За долгие годы России удалось выстроить систему работы с международными инвесторами, мы научились проводить размещения на мировых рынках и работать с инвесторами, было много интересных проектов, сейчас возможностей взять деньги по приемлемой ставке очень мало.— В Евразийском банке развития открылись более интересные возможности?— ЕАБР — это международная финансовая организация, акционерами банка являются шесть стран — Россия, Армения, Белоруссия, Казахстан, Киргизия и Таджикистан, ведутся переговоры о расширении состава учредителей.— С кем ведутся переговоры?— С теми, кому интересно работать в этом регионе. Был вариант трансформации Евразийского банка развития в банк стран ШОС, но возник целый ряд сложностей, связанных с таким проектом.— Какие сложности?— Некоторые страны поддерживают эту идею, некоторые — выступают против.— Кто против?— Узбекистан и Киргизия не хотят трансформировать ЕАБР в банк ШОС: они считают, что должен быть независимый банк ШОС на их территории. Узбекистан считает, что банк должен располагаться в Ташкенте, Киргизия настаивает на том, что он должен быть в Бишкеке.— Ведутся переговоры с КНР и Индией о вхождении в капитал банка?— Пока сказать не могу, но передо мной стоит задача расширения круга учредителей.— То есть вам поставлена задача повышения статуса ЕАБР — банка международного уровня с охватом стран — членов ШОС? Это амбициозная задача.— Это интересная задача.— Для многих ЕАБР — загадочная структура, своего рода кондуит, его мало кто знает. Вы известный на финансовом рынке человек. Будете повышать капитализацию банка своей репутацией?— Просто какой-то банк никому не интересен.— У вас есть понимание, как выстроить из ЕАБР банк действительно международного уровня? Ваш опыт работы и связи могут облегчить эту задачу?— Естественно, контакты есть, это поможет. Были проведены предварительные переговоры — мы не начинаем с чистого листа.— Вы изучили портфель проектов ЕАБР — поняли, что нужно изменить?— Нужно менять стратегию. Банк не сможет развиваться, занимаясь всем подряд.— Слишком много непонятных проектов?— У меня вызывает вопрос большое разнообразие проектов: там и зерно, и строительство отелей и офисов — как-то все хаотично.— У вас есть вопрос, как появились в банке те или иные проекты?— Как они появились, в принципе, понятно: есть подразделение, которое отвечает за отбор проектов. Вопрос — что сейчас с ними делать. Нужна ревизия инвестиционного портфеля: нужно понять логику присутствия того или иного проекта и упорядочить их структуру.— Присутствие каких проектов вам кажется странным?— Я не уверен, нужны ли проекты по зерну. Говорят, нужны, но тогда вопрос: не могут ли такими проектами заниматься другие банки и почему там обязательно присутствие банка развития? Непонятно, почему с участием банка идет строительство отеля в Белоруссии.— Может, в Минске как раз отеля и не хватало, там же много гостиниц еще советских времен.— Может. Но ни один коммерческий банк не мог войти в проект и его профинансировать, и заниматься проектом способен только международный банк развития? Не знаю. Поговорим, посмотрим.— Непонятные проекты будете резать?— Я не могу сказать, что у меня есть жесткое убеждение, что от того или иного проекта следует избавиться: просто надо разбираться, чтобы вынести квалифицированное суждение.— Если найдете странный, очевидно невыгодный проект, что вы с ним будете делать?— Заведомо убыточных проектов в портфеле банка быть не должно — все они изначально более или менее рентабельны. Но есть проекты, которые стали проблемными в процессе реализации, здесь потребуются меры.— Есть случаи, когда хорошие проекты превратились в балласт?— Да, например, проект по производству микрочипов, который реализовывался совместно с «Роснано», Сбербанком и ВЭБом. Все было просчитано, на бумаге все выглядело хорошо, но, пока велось строительство, на рынок вышло несколько китайских заводов с аналогичными чипами, но более продвинутого уровня и с более низкими издержками производства. Завод оказался просто не нужен: его дешевле было закрыть, поскольку запуск производства сгенерировал бы лишь убыток. Пробовали найти выход, но в конце концов проект закрыли.— А какие проекты вам нравятся?— Казахстан будет строить энергетический мост: речь идет о поставках электроэнергии в Китай, автомобильная дорога Китай — Казахстан — Россия. Такого типа проекты интересны. Есть еще один проект — переброска электроэнергии через Афганистан и Пакистан, очень непростой, но серьезный проект, в нем участвует Всемирный банк.— А поучаствовать в геополитических проектах строительства нефтегазопроводов вам было бы интересно?— Это вопрос, надо смотреть. Но в первую очередь речь идет об электроэнергетике.— У РЖД была идея строительства железной дороги в страны Персидского залива. Интересно было бы для вас поучаствовать в таком проекте?— Такие проекты не входят в наш мандат, поскольку они лежат за пределами стран — акционеров банка.— Может банк стать якорным инвестором для привлечения зарубежных инвесторов в масштабные проекты — наподобие строительства керченского моста?— Самое главное — чтобы мост шел поперек, а не вдоль (смеется). Наверное, будет можно. Интерес к инфраструктурным проектам есть, но сейчас от лица международной финансовой организации работать легче. С Европой и США мы сейчас не работаем. Можно поискать альтернативные источники финансирования, например суверенные фонды, но сейчас и это очень непросто.— Проблемы из-за санкций?— Дело не только в санкциях. У крупных международных финансовых игроков меняется оценка риска. Банки задавлены новыми нормативными требованиями по ликвидности, например «Базель III», сейчас уже другой подход к риску и надежности инвестиций. Инвесторы стремятся минимизировать свои риски в отношении всех развивающихся рынков.— А как же пресловутый разворот на Восток? Некоторые уверяют, что мы будем работать с Сингапуром.— Это некоторая утопия: международные финансовые рынки взаимосвязаны. На азиатских рынках все сложнее: не было опыта работы, другое регулирование, да и совсем другой менталитет.— Получается, Россия ушла с традиционного западного рынка, а на азиатские так и не вышла?— Новые рынки нужно осваивать — на это требуется время и над этим нужно кропотливо работать, просто так ничего ниоткуда не появляется. Именно поэтому мне и интересно будет поработать в международной финансовой организации.— Получается, санкции — дополнительный фактор повышения конкурентоспособности ЕАБР на мировом рынке?— Появились дополнительные возможности, которые мы обязаны использовать.— А конкуренции с РФПИ у вас не возникнет?— По проектам? Вряд ли, скорее надо говорить о взаимодействии.— Сейчас же идет борьба не за проекты, а за финансирование — где найти деньги на всю эту инфраструктуру.— Очень много проблем с финансированием. Это правда.— Оптимисты в правительстве и в бизнесе считают, что санкции против России — это ненадолго, но некоторые уверены, что мы отрезаны надолго. Вы как считаете?— Санкции точно не на полгода. Да и без них ситуация очень тяжелая.— Это чувствуется в разговорах с западными коллегами?— Чувствуется.— Это отсутствие интереса или ощущается негатив, неприятие страны?— Есть и такой момент. Инвесторы смотрели на рублевые инвестиции как на нефтяной аналог, но, когда нефтяные цены низкие, им инвестировать неинтересно.— Российские чиновники советовали экспортерам увеличивать расчеты в рублях и отказываться от долларов, если речь идет о сделках со странами Азии. В условиях санкций у ЕАБР есть ли задача расширять рублевую территорию — например, увеличивать расчеты в рублях между странами — учредителями ЕАБР?— Это другая тема и задача. В первую очередь речь идет о реализации инвестпроектов в странах, которыми учрежден ЕАБР.— Может ли банк быть агентом в выстраивании политической задачи по укреплению статуса рубля на мировом рынке?— Может, но такой задачи пока не стоит. Сейчас речь идет о выстраивании интересных проектов в регионе работы ЕАБР — в инфраструктуре, энергетике, на транспорте.— Вам нужно искать проекты или все-таки деньги для их реализации?— И то и другое.— Что является приоритетом ЕАБР — рентабельность проектов и прибыль или развитие инфраструктуры для повышения взаимосвязанности экономик региона — своего рода политическая задача?— Как и любой банк развития, ЕАБР не должен быть дотационным и должен быть самоокупаемым. Но одновременно ставилась задача развивать инфраструктурные проекты в регионе, в первую очередь в энергетике и транспорте.— То есть вы не планируете выходить за границы региона, где находятся учредители банка?— Пока не будем выходить: и здесь проблем много. Конечно, можно поставить много задач и расширить территориальный охват и заняться всем — вплоть до борьбы с бедностью в странах Африки, но надо реально смотреть на вещи и понимать, что банк способен сделать на нынешнем этапе, а что — нет.— Китай со временем войдет в ЕАБР?— Это вопрос к Китаю — интересно им или нет — и вопрос к учредителям банка, как они видят партнерство.— Но если у ЕАБР есть амбиции стать международным банком, наверное, постсоветского пространства будет недостаточно и без Китая не обойтись.— Амбиции есть. Но надо выстраивать стратегию, вести переговоры со всеми потенциальными участниками.— Вам, наверное, было бы интересно поработать над тем, чтобы в число акционеров вошли сильные игроки.— Мне было бы интересно.— Вам такую задачу поставят?— Уже поставили.— Кто принимал решение о вашем назначении?— Председателя правления избирает совет Евразийского банка развития, в котором у России две трети голосов, представляет кандидатуру на эту должность Министерство финансов по соответствующей директиве правительства.— У банка разношерстные акционеры: Россия, Казахстан, Армения, Белоруссия, Киргизия. Вы уже выяснили, что хотят акционеры?— У меня есть общее представление, чего они хотят добиться, но нужно проводить с ними консультации и переговоры.— Отношение к России со стороны международного сообщества сейчас не напоминает вам ситуацию после дефолта 1998 г.?— Я хорошо помню 1998 год. Россия была вычеркнута из списка цивилизованных стран. Мы понимали, что так не поступают, что с нами долго никто не будет разговаривать. Тогда казалось, что возвращение на мировой рынок займет не меньше 10-15 лет. Но все в итоге оказалось не так пессимистично: прошло 3-4 года — и мы стали восстанавливать утраченные позиции.— Сейчас ощущение такое же — с нами никто не будет разговаривать 10-15 лет?— Трудно сказать. Неопределенность велика. Я только могу сказать, какие тогда существовали опасения — и как оказалось. Всегда легко рассуждать про прошлое. Но никогда не знаешь, как будут развиваться события.— России сравнительно быстро удалось выйти из кризиса 1998 г. Такое может повториться?— Тогда было больше движухи: все начали шевелиться, активно пошли проекты по импортозамещению. Кризис 1998 г. дал сильный толчок — сможем ли мы добиться того же эффекта на этот раз?— Но сейчас вроде движухи много: на каждом углу говорят об импортозамещении, о масштабных антикризисных мерах.— Хороших и правильных слов много.— Стали громче предупреждения рейтинговых агентств о дефолте России. При таком низком уровне долга разве есть такие риски?— Госдолг — минимальный, резервы — значительные. В рейтинговых агентствах опасаются, что государство возьмет на себя долги госкомпаний, тогда могут возникнуть проблемы с обслуживанием долга.— Есть такая опасность? Вам же в Минфине явно виднее.— До этого не дойдет: финансовая политика здравая, и главное — аргументы Минфина слушают.— Во время кризиса всегда встает вопрос об увеличении полномочий регуляторов и оптимизации бюрократических структур. Россию критикуют за то, что слишком разросся госсектор. Но вроде правительство заговорило о том, что будет активно сливать структуры, переподчинять их.— Этот вопрос не в моей компетенции, но известен закон Паркинсона: все бюрократические структуры имеют свойство разрастаться вне зависимости от того, что с ними делают — делят или объединяют.— Есть опасения, что конфликт на Украине затянется на долгое время. Если все будет развиваться по этому сценарию, изоляция России будет расти?— Нарастать больше некуда: Россия и так не работает на мировом рынке капитала. Мы отрезаны от инвестиционного финансирования. Я надеюсь, что удастся разрешить конфликт.— Что сейчас важнее в оценке потенциала России для инвестиционного сообщества — политика на Украине, существование санкций или что-то другое?— Очень много факторов, в их числе — нефтяные цены. Если нефтяные цены вернутся к $100, все восстановится быстрее, у инвесторов будет больше стимулов возвращаться на этот рынок. Но никто не знает: может, цена вернется, может, не вернется. Если цены на этом уровне задержатся надолго, это затормозит восстановление: не столь интересно работать на таком рынке.— Что важнее для восстановления имиджа России в инвестиционном сообществе: разрешение конфликта на Украине или цены на нефть?— И то и другое.— А что весомее — политический фактор?— Если даже убрать политический фактор, с нынешними ценами на нефть и такой структурой экономики вряд ли можно ожидать всплеска интереса и инвестиционного бума. Или если, например, нефтяные цены вырастут, но конфликт не будет разрешен, не будет интереса.— Из-за политики Россия ушла из фокуса интереса инвесторов, который наблюдался к странам БРИКС и вообще развивающимся рынкам?— В целом на рынке идет переоценка. Развивающиеся страны раньше были очень модной темой, но сейчас инвесторы возвращаются на развитые рынки, а по отношению к развивающимся рынкам идет селекция: Китай интересен, Индия интересна, Бразилия не интересна, Россия не интересна.— Действительно идеальный момент для ухода из Минфина.— Мода на Россию прошла, к сожалению.— А у вас где будет располагаться рабочее место?— В Алма-Ате.— Там есть движуха?— Полечу посмотрю. Потом расскажу.— Но говорят, что именно санкции сыграли на ускорение евразийской интеграции и сближение Москвы с лидерами постсоветского пространства.— В чем-то санкции помогают, но они рождают и множество проблем, как это, например, получилось с продовольственным импортом из Белоруссии.— С Казахстаном сложно работать?— Премьер Карим Масимов (председатель совета ЕАБР. — «Ведомости») — интересный, неординарный человек. Очень интересно поработать с таким председателем совета.— Но это другая экономика, среда. Не пугает?— Не пугает, интересно. И вообще, полезно посмотреть на те же вещи с другого ракурса.— И желательно из другого региона.— Конечно, чемодан — вокзал — Алма-Ата. Посмотрим. http://www.vedomosti.ru/library/news/39265511/moda-na-rossiyu-proshla-dmitrij-pankin-predsedatel?full#cut