На самом деле в течение всего 2014 года Беларусь продолжала привычно балансировать. Отдельные ее шаги при этом бывали настолько удачны, что казалось, будто Минск следующим ходом непременно сможет и капитализировать, и институализировать успехи, повысив при этом свой международный статус.Однако ничего подобного не происходило, и сделанные один раз достижения достаточно быстро растворялись в ежедневной политической конъюнктуре, так и не принеся никакого результата.
Минский баланс | Кирилл Коктыш
Минувший год кардинально изменил конфигурацию сил вокруг Беларуси. В новых условиях под вопросом оказалась эффективность основанного на балансировании традиционного белорусского внешнеполитического инструментария: все чаще он стал давать сбои, а к решению ряда вопросов оказался неприменим в принципе.
На самом деле в течение всего 2014 года Беларусь продолжала привычно балансировать. Отдельные ее шаги при этом бывали настолько удачны, что казалось, будто Минск следующим ходом непременно сможет и капитализировать, и институализировать успехи, повысив при этом свой международный статус.
Однако ничего подобного не происходило, и сделанные один раз достижения достаточно быстро растворялись в ежедневной политической конъюнктуре, так и не принеся никакого результата.
Так, политическое балансирование Минска между ЕС и Москвой по украинскому вопросу изначально оказывалось исключительно удачным. Естественная для страны-соседа взвешенная позиция, сводящаяся не к солидарности с Москвой или Киевом, но к прагматичному поиску ответов на простые насущные вопросы, а именно — как прекратить стрельбу, как поступать с беженцами, что делать с экономикой и пр., — в итоге оказалась вполне удобной и функциональной как для Москвы, так и для ЕС, и для Киева.
При этом отсутствие однозначного политического самоопределения по украинскому вопросу оказалось позитивным фактором и для поддержания внутриполитической стабильности. Проблема в том, что внутри Беларуси общественное мнение в отношении Украины раскололось в соотношении 75 на 25, и если три четверти белорусов подержали Россию, то почти четверть — киевские власти. Отдельные белорусы оказались по обе воюющие стороны: и на стороне ополчения, и на стороне Киева, — и поляризация была достаточно высока. Такая поляризация уже тревожна, и уклонение Минска от примыкания к любой из сторон стало осмысленной политикой, позволившей внутреннюю стабильность сохранить.
На первом этапе это вполне сработало. «Минский процесс» запустился, и уходящая в отставку еврокомиссар Кэтрин Эштон прилетела в белорусскую столицу, чтобы лично пожать руку «последнему диктатору Европы», с которым боролась на протяжении всего срока своих полномочий. Казалось, Минск сейчас сможет полностью использовать открывшийся перед ним коридор стратегических возможностей и сумеет переформатировать «под себя» безнадежно скомпрометированное минским саммитом «Восточное партнерство», став восточноевропейским центром коммуникации России и Европы.
Для России такой расклад был бы замечательным, поскольку тогда Беларусь стала бы союзным центром кристаллизации интересов Восточной Европы, и на него явно согласился бы Брюссель — и не только потому, что наличие рабочей структуры, объединяющей Восточную Европу, лучше ее отсутствия, но и по причине сложившегося к концу года дефицита каналов коммуникации с Москвой. Разумеется, это стало бы прорывом для Беларуси, которая могла бы как минимум кардинально выиграть на европейском направлении без каких-либо уступок со своей стороны.
Однако до уровня практической политики этот концепт так и не дошел, породив лишь интенсивное экспертное обсуждение. Минск так и не решился на субъектную роль. Ну, а со срывом минских договоренностей этот «поезд» ушел окончательно.
Изначально удачным было балансирование и по поводу взаимных санкций между ЕС и Россией. По идее, у Минска опять же было две опции: стратегическая и тактическая. Стратегическая сводилась бы к понуждению подсанкционных европейцев к локализации производств на белорусской территории, тактическая — к попыткам непосредственной перепродажи подсанкционных товаров в Россию.
Понятным образом возобладал более простой, тактический вариант. И хотя итоговая схема была легальна, подсанкционные товары из ЕС двигались транзитом в Казахстан и предположительно уже оттуда попадали на российскую территорию. Российских игроков оказалось в этой схеме на порядок больше, чем всех остальных (90% задержанных фур принадлежали калиниградским фирмам), но это не повлияло на решимость России закрыть этот коридор. Последний был прикрыт перед новым годом, причем с ущербом и для белорусской продукции, поставлявшейся в Россию, о чем эмоционально и заявил белорусский президент на пресс-конференции 29 января.
Наконец, изначально проигрышной представляется политика балансирования по поводу обозначившихся к концу года структурных экономических проблем Беларуси. Дело в том, что из-за обвала курса российского рубля заметно обесценился белорусский экспорт в Россию (сюда Минск поставляет промышленную продукцию и продукты питания), а из-за падения цен на нефть — белорусский экспорт в ЕС (туда поставляются, в основном, продукты нефтепереработки).
Такое ослабление экономики в год выборов (а именно в 2015-м в Беларуси должны будут пройти президентские выборы) делает Беларусь потенциальным объектом пристального внимания довольно большого количества внешних игроков. Падение качества жизни повышает социальную волатильность, а возможный «европейский прорыв» на белорусской территории как минимум мог бы компенсировать для Запада провалы на украинском направлении. Кроме политического внимания, Беларусь в новой ситуации рискует стать и объектом экономического рейдерства: любой экономический спад снижает цену базовых активов.
В этой ситуации очевидно, что балансирование тут может помочь разве что минимизировать убытки, тогда как о возможности извлечения прибыли речи быть не может. При этом инициативная игра представляется куда более перспективной, в полной мере позволяющей конвертировать ситуативную слабость в силу.
Дело в том, что обмен санкциями и падение курса рубля, ставшего, по сути, заградительным для значимой части номенклатуры европейских товаров, освободили на российском рынке нишу до 100 млрд долларов в год — из расчета, что в докризисный период товарооборот между Россией и ЕС составлял 450 млрд. Наиболее перспективный путь освоения этой ниши — запуск программ промышленного возрождения, которые и должны будут решить проблему импортозамещения.
Беларусь, весь постсоветский период любой ценой сохранявшая у себя полный индустриальный цикл, начиная с системы подготовки квалифицированных кадров в вузах, которая строится не меньше чем за 12–15 лет и является наиболее дорогим компонентом индустриальной идентичности, в этих программах может самым активным образом участвовать. Прогнозируемым результатом в этом случае будет не только компенсация сегодняшнего падения, но и переход страны к долгосрочному экономическому росту, который превратит Беларусь в весомый субъект и Евразийского союза, и Восточной Европы. Тут даже может возникать и дополнительный бонус — в виде возможности локализации на белорусской территории европейских производств, которые в случае сохранения санкционного режима начнут размещать производства внутри территории ЕАЭС.
Тем не менее, вопрос о том, сможет ли Беларусь отойти от парадигмы балансирования и перейти к инициативной внешнеполитической игре, остается интригой наступившего года.
При этом цена ошибки (равно как и цена прорыва) в наступившем году будет существенно выше, чем в предыдущем. Как по причине внешних для Беларуси обстоятельств в виде крайне обострившегося противостояния России и Запада, так и по причине внутренней — в виде вхождения страны в электоральный цикл.
источник: Портал МГИМО
