С одной стороны, стартовые условия для создания ЕАЭС, в определенной степени, были благоприятными, все-таки мы советское наследие еще не до конца промотали: общий язык, действующие технологические цепочки. С другой стороны, проблема национального эгоизма проявляется довольно сильно. Не все национальные элиты понимают, что в одиночку не выжить, надо делать выбор, причем, исходя из экономического контекста – из конкретного уровня социально-экономического развития, особенностей экономики своей страны.
Как трактуется процесс евразийской интеграции в контексте актуальных глобальных трендов? Каково восприятие его на Западе? Готовы ли зарубежные государства к сотрудничеству с новой региональной структурой? На эти вопросы отвечает директор Евразийского коммуникационного центра Алексей Пилько.
ЕАЭС – часть глобального тренда
- Процесс евразийской интеграции, к которому я отношусь очень позитивно, не является чем-то уникальным. Он проистекает в русле мирового тренда региональной кооперации. Европейский союз, АСЕАН, НАФТА, МЕРКОСУР, – все это свидетельства того, что XXI век будет веком экономических союзов. Ни одно государство в современных условиях, какой бы оно экономикой ни обладало, не сможет выжить в одиночку.
В этом смысле выбор, который стоял перед Россией, Беларусью и Казахстаном, был прост: либо пытаться куда-то интегрироваться, либо попытаться создать что-то свое.
И тот, и другой вариант имеют свои плюсы и минусы. Когда государства входят в отлаженную структуру со сложившимся механизмом взаимодействия, как, например, Европейский союз, присоединение зачастую происходит на заведомо невыгодных условиях, дабы не были ущемлены интересы «старших товарищей».
Если же государства принимают решение создать что-то новое, приходится преодолевать множество барьеров, изобретать новые конструкции, но при этом интеграция осуществляется на гораздо более выгодных условиях.
Евразийский экономический союз есть попытка создать новый центр глобальной экономической силы, который способствовал бы более эффективному отстаиванию интересов стран-участниц в диалоге с другими аналогичными блоками, с другими государствами. То есть это инструмент.
Есть ли проблемы в его строительстве? Конечно, есть! Они неизбежны и обусловлены комплексом причин.
С одной стороны, стартовые условия для создания ЕАЭС, в определенной степени, были благоприятными, все-таки мы советское наследие еще не до конца промотали: общий язык, действующие технологические цепочки.
С другой стороны, проблема национального эгоизма проявляется довольно сильно. Не все национальные элиты понимают, что в одиночку не выжить, надо делать выбор, причем, исходя из экономического контекста – из конкретного уровня социально-экономического развития, особенностей экономики своей страны.
Пример выбора, когда политический истеблишмент с личным интересом абсолютно не учитывает, что собою реально представляют страна и экономика – Украина: если бы до буквы были выполнены все пункты соглашения об ассоциации с ЕС, через шесть месяцев все крупные промышленные предприятия страны были бы закрыты.
Проблемы при развитии Евразийского экономического союза, конечно, будут. Но он уже никуда не денется, он – в тренде. Это один из глобальных блоков, который, очевидно, будет иметь все шансы играть достаточно существенную роль в мировой экономике.
Нет единства – нет позиции
- Что касается отношения Запада. Дело в том, что ни Запад, ни даже Европейский союз не являются чем-то единым целом. У Соединенных Штатов одна международная повестка дня, у Германии – другая, у Франции – третья, у Великобритании – четвертая, у восточноевропейских стран – пятая.
А Япония – это Запад? По поведению – Запад, хотя географически это Восточная Азия. То есть Запад – это, скорее, расхожее клише.
Не открою большого секрета, сказав, что Соединенные Штаты относятся к евразийскому проекту очень негативно. Американская элита, и это подтверждает известное высказывание Хиллари Клинтон, действительно полагает, что это некая «ползущая» попытка воссоздать новый Советский Союз.
США не заинтересованы в том, чтобы в Евразии появился новый глобальный игрок, который мог бы как-то «потеснить» американские экономические интересы.
С Европой ситуация сложнее. Взять ту же Германию – страну, элита, которой сейчас «разорвана» по вопросу отношений с Евразийским союзом. Госпожа федеральный канцлер Ангела Меркель призывает к дальнейшим санкциям против России и занимает в этом вопросе жесткую линию. Ее министр иностранных дел Франк-Вальтер Штанмайер на днях сделал заявление: давайте соберемся и поговорим в блоковом формате – ЕАЭС и ЕС, обсудим вопросы, связанные с Украиной.
К какому лагерю отнести Германию? Сказать, что это конкурент, противник, оппонент? Судя по высказываниям Меркель, это так! Сказать, что Германия стремится к диалогу? Тоже можно, если послушать Штанмайера, Ганса-Дитриха Геншера, Гельмута Коля.
Проблема Германии в том, что эта страна при всей ее экономической мощи обладает ограниченным политическим суверенитетом и в полном объеме осуществлять курс самостоятельной внешней политики не может.
Чем ограничен этот суверенитет?
Во-первых, военным фактором, нахождением крупной группировки американских войск в Германии. Во-вторых, финансовым – до трети золотого запаса страны находится в Соединенных Штатах. Это своеобразная плата ФРГ за военные гарантии в годы «холодной войны».
Степень экономической и военно-политической зависимости ФРГ от США – колоссальная! Ее можно сравнить, разве что, с зависимостью, которая присутствовала в свое время у ГДР от Советского Союза.
И подобный пример далеко не единичен. Та же Япония находится в еще более уязвимом положении. Ее политический суверенитет ограничен еще сильнее, но это отдельная история.
В целом Европейский союз как часть Запада тоже расколот в отношении Евразийского союза. Я имею в виду «особую» позицию Венгрии, Чехии, постоянные метания Болгарии и так далее. Можно сказать, что однозначно против евразийской интеграции высказываются Польша, страны Балтии, Румыния, Великобритания, и с определенными оговорками Франция. Все остальные государства ЕС находятся в несколько неопределенном состоянии.
Но здесь нужно еще дифференцировать позицию де-факто и де-юре. Позиция де-факто, которую мы имеем, не столь уж негативна. Но она зачастую не может быть выражена в силу, опять же, сильной зависимости ключевых членов Европейского союза от США. Они вынуждены «корректировать» эту позицию и переводить ее в позицию де-юре. В итоге и возникают такие феномены, когда федеральный канцлер говорит одно, а министр иностранных дел – абсолютно другое.
Вопрос возникает: они, вообще, в одном Кабинете министров работают? Общаются ли друг с другом?
С учетом всех этих факторов, отвечу: в целом Запад относится к евразийской интеграции никак… Нет единой позиции, потому что нет единого Запада.
Приоритеты и «фантомные» угрозы
- Абсолютно понятно одно: Соединенные Штаты видят в евразийском интеграционном проекте угрозу. Но США видят угрозу во многом. Однако наивно было бы утверждать, что уничтожение, торпедирование евразийского проекта – приоритетная задача США. Это не так. Приоритетная задача для США – это сдерживание Китая и Восточной Азии. Это попытка «выбраться» как-то с Ближнего Востока. Это потерянная Латинская Америка. Это необходимость что-то делать для сохранения позиций мировых финансовых структур. Потому что сегодня, например, ставятся вопросы: почему Китай, экономика которого в пять раз больше экономики Великобритании, обладает меньшими квотами в Международном валютном фонде? Как так? Этого просто не может быть...
То есть эти проблемы для США гораздо важнее.
Но почему же американский политический истеблишмент постоянно выводит противодействие евразийской интеграции в «топ», что называется?
Это происходит не по рациональным, а по иррациональным причинам. Потому что в сознание американского политического истеблишмента двадцатисантиметровыми гвоздями вбита мысль о победе в «холодной войне», а это означает недопустимость того, что на постсоветском пространстве появится какое-то объединение, в котором значимую роль будет играть Россия. Это будет равносильно признанию, что заслуга США в окончании «холодной войны» не является однозначной.
Поэтому, естественно, будут разговоры со стороны представителей американского руководства о том, что ЕАЭС – второе рождение СССР, что это «российский имперский проект».
Реальной угрозы национальным интересам США, повторюсь, этот проект не представляет. Но он раздувается до уровня угрозы…
Транзит: цена ошибок возрастает кратно
- Что касается позиции Евразийского коммуникационного центра, который организован в форме некоммерческого партнерства двумя соучредителями - МИА «Россия сегодня» и Политологическим центром «Север – Юг», то мы рассматриваем Евразийский экономический союз лишь как часть большого процесса евразийской интеграции.
Недавно председатель Госдумы Федерального Собрания РФ Сергей Нарышкин заявил о том, что ЕАЭС планирует подписать соглашения о зонах свободной торговли с более чем 40 странами. Это ведь тоже интеграция. То есть евразийская интеграция – это, скажем так, лишь континентальная часть глобального процесса. Я лично, вообще, не исключаю, что участником евразийского интеграционного проекта когда-нибудь будет страна, никогда не входившая в Советский Союз.
Сегодня уже работает трехмерная парадигма «ЕАЭС – ШОС – БРИКС». Пока это формирование параллельных структур – экономических, торговых, финансовых – которые как бы дублируют устаревший механизм Бреттон-Вудской системы. Вполне возможно, что конфликта между этими моделями не будет, в какой-то точке будет достигнут компромисс.
История свидетельствует: прежде любая колоссальная смена финансовой парадигмы заканчивалась войной. Глобальной войной. Теперь она не может этим закончиться, «благодаря» самому страшному оружию.
Когда мы говорим о ядерном оружии, мы вспоминаем о трагедии Хиросимы и Нагасаки. Но парадоксально, что это же оружие сберегло десятки миллионов жизней людей, потому что это колоссальный фактор сдерживания. Появление ресурса «гарантированного взаимного уничтожения» – это страшно. Но это то, что обезопасило человечество. Пока паритет держится, сценарий глобальной войны исключен. Безусловно, при этом войны на периферии, опосредованные, прокси-войны, гибридные войны, конечно, будут иметь место.
В настоящее время мы являемся свидетелями перехода от биполярной модели устройства мира к какой-то иной модели, пока еще не ясно, какой. Но этот транзит впервые в истории осуществляется без глобального военного конфликта. Он непременно был бы, если бы ни оружие сдерживания.
В настоящее время 90% ядерного оружия в мире принадлежит США и России и лишь 10% приходится на все остальные ядерный страны. И тот ядерный щит, который Россия сохранила после распада Советского Союза, выступает сейчас своеобразной подушкой безопасности, под эгидой которой можно договариваться о реформе мировой финансовой системы, о каких-то отношениях между торговыми блоками. Ведь когда формируется новая модель международных отношений, она не сводится только к военной, экономической или финансовой составляющей, она формируется в комплексе.
В рамках нынешней биполярной модели мира параллельно с Думбартон-Оксом формировался и Бреттон-Вуд, то есть одновременно создавалась и политическая формула нового мироустройства и новая финансовая система – МВФ, Всемирный банк, ГАТТ.
В наше время поменялся баланс сил ключевых акторов и в экономике, и в финансах, и в военном плане. Соответственно идет и реконфигурация всей мировой системы, мирового порядка. В фазе транзита, который уже изрядно затянулся, мы выходим на создание Евразийского союза. То есть это часть транзита, которая неизбежно должна была проявиться – после распада Советского союза, который нес определенную глобальную нагрузку, возник вакуум. Он мог заполняться по-разному: все это пространство могло интегрироваться частью на Запад, частью – на Восток. Но он стал заполняться по-другому. Путем формирования некоего нового игрока. И каждая страна делает собственный выбор, к какому блоку ей присоединяться, как разыгрывать национальную карту в нынешних условиях.
Единственное, о чем не стоит забывать: транзит – опасная вещь. В транзите, когда меняются модели мироустройства, цена любой ошибки возрастает многократно. Здесь у меня лично возникает вопрос: в профессиональном плане готовы ли элиты постсоветских государств к тому, в каких условиях мы живем нынче, в каких процессах участвуем? Надеюсь, что осознание этого будет расти, и мы избежим каких-то глобальных катаклизмов.
