Дело даже не столько в казахстанской политологии, а в отношении к этой науке во всем мире, в других государствах. Она молодая, она развивается, она еще не стала сухой, классической, мало подверженной изменениям, как другие естественные и общественные науки. Я думаю, что сейчас какой-то диагноз ставить еще рано, это скорее такой временной, ситуационный диагноз, который может измениться в любое время.
В столице Казахстана, городе Астана, завершилось Первое заседание Клуба молодых евразийских политологов. На площадке Национальной академической библиотеки РК молодые политологи, историки, журналисты, социологи из Казахстана, России, Армении, Беларуси, Кыргызстана, Узбекистана, Таджикистана обменялись оценками развития современных социо-культурных, экономических, гуманитарных процессов, попытались сформулировать общие подходы к преодолению тех вызовов, с которыми сталкиваются сейчас страны Содружества. Интервью с одним из спикеров Клуба - Эдуардом Полетаевым. ______________________________________________________________ А.Власова: Эдуард, скажите, как Вы оцениваете состояние современной казахстанской политологической науки? Э.Полетаев: Надо признать, что оно резко отличается в положительную сторону, на фоне других соседей по Центральной Азии. В некоторых странах мы даже не знаем ни одного человека этой специальности. Возможно, они есть, но работают в закрытом режиме Казахстан характерен наличием «солистов», т.е. политологов, имеющих определенную харизму и являющихся лидерами общественных мнений. В частности, один из рейтингов лидеров мнений за август месяц показал, что из 10 человек, трое, как минимум являются представителями этой специальности, что достаточно характеризует именно практическую политологию как адаптированную и востребованную в Казахстане. И в этом плане я вижу, что политологи часто даже закрывают своим опытом, и своими оценками представителей других гуманитарных специальностей, которые могли бы, например, давать публичные комментарии тому или иному явлению. Таких как историки, географы и т.д. С этой точки зрения все замечательно. Я вижу хорошую тенденцию. Другое дело, что каких-то серьезных, фундаментальных исследований, которые относятся к сегменту традиционной, классической науки до обидного мало. Это либо малоизвестные монографии, выходящие ограниченным тиражом и неизвестные многим, в том числе даже мне, который читает такие книги, либо это групповые издания, посвященные таким явлениям как терроризм, проблемы национальной безопасности и.т.д. Очень часто в таких материалах можно найти заимствования из каких-то других источников (российских, западных), и здесь, скажем так, нового Фрэнсиса Фукуямы или Збигнева Бжезинского не появилось, не появилось другого знакового политолога, который бы сделал серьезное «соло» в науке. Здесь еще и проблема в том, как в стране воспринимают политологию и ее практическое значение. А ее чаще воспринимают либо как потребность в разъяснении каких-то явлений, в виде короткого аналитического комментария, либо как потребность в написании документов прикладного характера, вроде аналитических записок по ситуациям, по прогнозам и т.д. И здесь, я думаю, и сами политологи недостаточно объяснили свою роль в обществе, и общество не всегда адекватные запросы к представителям этой науки имеет. Нас часто воспринимают как астрологов и просят предсказать будущее, что не всегда адекватно и не всегда эта наука позволяет. Потому что и наука молодая, и находится она на стыке трех наук – юриспруденции, истории и философии. Дело даже не столько в казахстанской политологии, а в отношении к этой науке во всем мире, в других государствах. Она молодая, она развивается, она еще не стала сухой, классической, мало подверженной изменениям, как другие естественные и общественные науки. Я думаю, что сейчас какой-то диагноз ставить еще рано, это скорее такой временной, ситуационный диагноз, который может измениться в любое время. Достаточно просто кому-нибудь из моих коллег подкинуть свежую мысль, написать хорошую книгу и оценка может уже существенно поменяться. А.Власова: Считаете ли Вы себя политологом? Э.Полетаев: Что касается меня, то по образованию я политолог, я имею право так называться, я с отличием закончил институт. Другое дело, что у нас появилось много политологов, которые не являются по образованию политологами. Это не есть плохо, просто политолог это какая-то общественная должность больше в понимании, чем специальность. У нас политологами являются и историки и географы и представители других профессий. Это хорошо - они вносят свежую струю и пользуются, в том числе, теми знаниями, по своей специальности полученными в вузах, которых не давали политологам. Я помню свою учебную программу, и, скажем откровенно, программа формировалась на моих глазах, потому что, мы были одни из первых политологов, и никто не знал какие предметы необходимо включать в программу обучения. Я, например, считаю, что знание географии (и политической, и физической - поскольку мы живем в нефтяном государстве с огромным количеством месторождений), которого не было вообще в университете, это очень большое упущение. Мы сейчас уже на практике видим, что учебные программы стоит подкорректировать, чтобы наполнить теми знаниями, которые необходимы в работе. Кроме того, гуманитарные науки подразумевают их смежное использование. Кто-то хорошо ориентируется в исторических хитросплетениях, кто-то знаком с биографиями наших чиновников, кто-то прекрасно владеет географией, я работаю в основном с журналистскими проектами, я понимаю как необходимо подать ту, или иную информацию. Это все обогащает науку, я это только приветствую. Главное, чтобы люди не просто назывались политологами, а действительно давали этой науке что-то. А.Власова: Скажите, есть ли перспективы формирования общей евразийской школы политологии, или может быть, она уже существует? Э.Полетаев: Я думаю, что предпосылки уже есть. Скажем так, мы все являемся участниками формирования этой школы, поскольку евразийская проблематика касается не только проблемы создания и развития Евразийского экономического союза. Это касается евразийства, как мировосприятия, это касается контактов между коллегами, это касается языка контактов (русского языка). Мы все в той или иной степени общаемся, ездим в гости, на конференции, приглашаем друг друга, берем или даем интервью и в этом смысле евразийская школа, еще может быть без названия, но она уже есть и есть люди в ней участвующие. Тем более, мы видим, что проблемы актуализируются, теперь уже можно говорить в связи с Евразийским союзом, в связи с приграничными контрактами и форумами, которые проводятся, где эксперты общаются друг с другом на различных мероприятиях это тоже очень большой плюс. Другое дело, что был очень серьезный, на мой взгляд, временной провал в 90-х, в начале 2000-х годов, когда, в силу может быть сложного финансового состояния невозможности организовать те или иные мероприятия, большинство экспертов участвовало в мероприятиях организованных зарубежными фондами. Я знаю много людей, которые ни разу не побывав в Москве, были и в Париже, и в Лондоне, и в Берлине. Мне кажется, что нужно чаще приглашать казахстанских экспертов в Москву, в другие российские города, чтобы контактировать с коллегами. Иначе будут приглашать другие страны. А.Власова: По Вашему мнению, с чем связан интерес к проведению подобных Клубов и Школ в Казахстане, насколько объемные научные контакты казахстанских экспертов, с коллегами из других стран? Э.Полетаев: Контакты налажены, поскольку они в рамках двух измерений: либо это контакты конкретных экспертов, которые работали в каких-то общих проектах, делали какую-то работу, либо это контакты между организациями, такими мощными как Институт стратегических исследований, куда очень часто много гостей приезжает и среди аналогичных организаций он достаточно известен. Тем более, контакты в научной среде достаточно легко налаживаются, подобного рода мероприятия это хлеб экспертов, их работа, их жизнь. Здесь я проблем не вижу. Какие проблемы я вижу: Во-первых, есть определенные проблемы, связанные с языком. Далеко не все эксперты в совершенстве владеют зарубежными языками и это затрудняет вопрос контактов с коллегами из дальнего зарубежья, которые, в свою очередь, не владеют русским.. Вторая проблема – это проблема финансового характера. Из-за сложной системы, которая предусматривает командировки по заранее запланированному плану невозможно оперативно реагировать на ситуацию. Иногда нужен оперативный контакт, поездка, чтобы оценить ситуацию изнутри и очень много вызовов (тот же украинский вызов и ряд других), которые требовали хорошей экспертной оценки, но это все упирается в финансовые и временные ресурсы. И здесь как всегда возникает вопрос о деньгах. И те организации, которые поддерживают политическую науку, должны больше внимания уделять усилению контактов, потому что одной переписки по интернету и диванных размышлений явно недостаточно. Нужно своими глазами прочувствовать и просмотреть то или иное событие, ситуацию. Это не обязательно должно быть связано с каким-то конфликтным регионом, сейчас очень много запросов по оценке деятельности Евразийского союза. Хорошо бы, например, чтобы эксперты у нас посмотрели ситуацию в Белоруси, с которой у нас нет общих границ, и далеко не все эксперты могли бы более адекватно своего близкого партнера по Союзу посмотреть. Да и Россия страна достаточно большая, а Москва не создает впечатление целой России. Контакты должны происходить чаще, и неплохо было бы, чтобы к этому подключались российские регионы. Потому что я знаю, что в России есть достаточно сильные региональные политологические школы: в Перми, Екатеринбурге, Барнауле, Новосибирске и многих этих коллег мы не знаем и не общаемся с ними. Мне кажется, межрегиональное сотрудничество у нас идет, но оно идет на высоком уровне (как правило, это бизнес делегации и главы государств), а экспертная составляющая не столь велика, как хотелось бы. Думаю, что стоит и российских наших коллег приглашать в казахстанские регионы чаще, потому что Астана и Алматы также не показывают всего, что здесь можно посмотреть.
