Когда читаешь в Сети призывы ограничить доступ российским медиа на казахстанский информационный рынок, то вначале возникает ощущение дежа-вю. Именно таким образом, буквально в тех же выражениях, призывали к закрытию российских каналов в Прибалтике и Западной Украине местные политики и эксперты. Теперь понятно, что эхо последних событий отразилось и на настроениях части завсегдатаев казахстанских социальных сетей. Сейчас большинство «радикалов» составляют малоизвестные энтузиасты виртуального пера. Но, безусловно, среди тех, кто пытается формировать «общественное мнение» через социальные сети присутствуют и известные эксперты, деятели культуры, историки. И тут как раз мы слышим призывы – «запретить российские СМИ», «ограничить российскую пропаганду».
Юлия Якушева
Когда читаешь в Сети призывы ограничить доступ российским медиа на казахстанский информационный рынок, то вначале возникает ощущение дежа-вю. Именно таким образом, буквально в тех же выражениях, призывали к закрытию российских каналов в Прибалтике и Западной Украине местные политики и эксперты. Теперь понятно, что эхо последних событий отразилось и на настроениях части завсегдатаев казахстанских социальных сетей. Сейчас большинство «радикалов» составляют малоизвестные энтузиасты виртуального пера. Но, безусловно, среди тех, кто пытается формировать «общественное мнение» через социальные сети присутствуют и известные эксперты, деятели культуры, историки. И тут как раз мы слышим призывы – «запретить российские СМИ», «ограничить российскую пропаганду».
Примечательно, что в качестве альтернативных источников информации предлагаются вовсе не казахстанские медиа, а «авторитетные западные СМИ», качество работы которых на украинском направлении хорошо известно тем, какую именно позицию и точку зрения они отстаивали с момента начала активной фазы Майдана. Понятно, почему «патриоты» не призывают ориентироваться на казахстанские медиа, ведь согласно данным последних опросов, более 50 процентов респондентов ориентируется как раз не на российский, а на местный контент. Но оценка ситуации на Украине от этого не сильно меняется. Где же здесь «плоды российской пропаганды»?
Но в ответ не слышно серьезных аргументов, остается как всегда эмоциональное – «с кем бы ни общался – никто за Россию не вступается». Вопрос для таких комментаторов закрыт.
Зоологическое русофобство некоторых завсегдатаев казахстанских сетевых групп поражает, особенно, если учитывать их «склонность» к европейским ценностям, о которых либерал-патриоты так любят рассуждать. Но почему в России так болезненно реагируют именно на эту часть казахстанского контента. Ведь пословицу про караван и собаку никто еще не отменял. Зачем же так остро реагировать?
Ответ очевиден – Астана (как и Минск) является ближайшим союзником Москвы, а потому вдвойне важно взаимопонимание именно на евразийском направлении информационных потоков.
Между тем, проблема информационной политики на евразийском пространстве постепенно выходит на качественно новый уровень. С одной стороны, уже в мае наши страны могут подписать Договор о создании ЕАЭС, но при этом отсутствие скоординированной информационной линии по вопросам евразийской интеграции негативно сказалось на отношении экспертного сообщества РК ко многим аспектам этого процесса. Просто потому что невозможно квалифицированно судить о том, что нигде публично не озвучивалось (как это было долгое время с текстом Договора об образовании ЕАЭС).
Ситуация вокруг Украины стала серьезной проверкой на прочность отношений между Россией и ее союзниками на постсоветском пространстве. Причем речь идет не только о восприятии российской политики со стороны местных элит – проблема гораздо глубже и связана она с рефлексией на Крым и Восток Украины всего населения Казахстана или Киргизии. Я не располагаю данными социологических опросов, да и сомневаюсь, что они в какой-либо форме проводились в странах Центральной Азии. Исключение составляет блестящая и очень своевременная работа казахстанского социолога Гульмиры Илеуовой, расставляет акценты, в том числе и вопросе, кого поддерживают в этом конфликте казахстанцы.
Но, очевидно, что именно общественное восприятие, которое формируется через информационное пространство (казахстанское, кстати – формирует более 50 процентов мнений) и дает, на самом деле, ответ на вопрос – верят ли граждане постсоветских стран в миф «о новой советско-российской угрозе».
Национальные элиты подобно Януковичу вдруг ощутили резкое сокращение пространства для маневра, когда с одной стороны, расплодились большие и малые «майдан-сообщества». А с другой, есть опасения, а не станет ли новая, более жесткая политика России угрозой для привычной линии на многовекторность.
Поэтому вопрос преодоления фобий и страхов актуален не только для пикейных сетевых жилетов, но и части национальных элит, которые просто отвыкли видеть Россию в хорошей политической форме, активно отстаивающей собственные интересы на мировой арене. Теперь перед странами ЕАЭС будет стоять не менее сложная задача – сформировать поле общих, евразийских интересов, в котором были бы воплощены реальные устремления каждой из стран, участвующих в этом историческом проекте.
