«Любую проблему, изучив изнутри, можно решить эволюционным путем. Да, он тяжел, требует много времени, но гораздо более эффективнее безжалостной революции, выплескивающей вместе с водой и младенца», – считает директор Института общественной политики, член политсовета НДП «Нур Отан» Саясат НУРБЕК
Кредо – self made men
«Любую проблему, изучив изнутри,можно решить эволюционным путем. Да, он тяжел, требует много времени, но гораздо более эффективнее безжалостной революции, выплескивающей вместе с водой и младенца», – считает директор Института общественной политики, член политсовета НДП «Нур Отан» Саясат НУРБЕК. История его личного успеха – это как раз пример того, как человек из самой обычной семьи «эволюционным путем» сделал себя сам.– Мне 32 года, – рассказывает он о себе.– Родом я из Восточного Казахстана, мое детство прошло на окраине Семея. До 13 лет рос в твердой уверенности, что я кенже – младший ребенок в семье бабушки и дедушки, которым отдали меня на воспитание в двухмесячном возрасте.Во втором классе сильно заболел – у меня обнаружили какую-то сердечную аномалию, и до пятого класса я только и делал, что лечился. Всемогущий Минздрав СССР отправлял меня в санатории –то в Кисловодск, то на Минводы. Друзей в детстве было мало, меня к ним не тянуло, я вообще был каким-то асоциальным, предоставленным самому себе ребенком. Но в этом был и свой большой плюс – общение со сверстниками заменили книги, годам к 13 я перечитал всю нашу школьную библиотеку. Однажды в школу пришли двое – молодые турок и казах – презентовать только что открывшийся в Семее казахско-турецкий лицей. Насбольше всего потрясло то, что делали они это на английском и турецком. Это был первый переворот сознаний: надо же, такие же, как я, а умеют говорить на нескольких языках! И мы с Вадимом Журавлевым, моим закадычным дружком, решили участвовать в конкурсе.В моем становлении казахско-турецкий лицей сыграл очень важную роль. Появилась уверенность в себе. До учебы здесь я был, честно сказать, очень закомплексованным ребенком, не видевшим правильного – ни отцовского, ни материнского – воспитания. Я уже говорил, что рос как сорняк в поле. Никто ни в школе, ни дома не ругал, но и не хвалил особо. А в лицее вдруг выяснилось, что имею склонность к изучению иностранных языков и вообще восприятию новых знаний.Уникальность образовательной и воспитательной модели этого лицея заключалась в том, что в самый критический для созревания молодых людей период – 13–15 лет, там нет, во-первых, отвлекающих факторов в лице противоположного пола – это чистомужская школа. Во-вторых, помимо образовательных процессов, выстроенныхна хороших международных стандартах, – у нас обучение шло только на английском, есть институт воспитателей. В подростковом периоде важно иметь перед собой модель человеческого поведения, к которой нужно стремиться. А мы к молодым образованным ребятам-туркам, нашим воспитателям, относились как к кумирам. Ими трудно было не восхищаться: они хорошо играли в футбол, в настольный теннис, владели языками.Образовательная модель лицея основывается на поддержке талантливых ребят. Давая дополнительные нагрузки, их, например, отдельно готовят к олимпиадам. Благодаря такому подходу я сразу стал показывать хорошие результаты, для меня открылся мир – был участником сразу нескольких олимпиад. Конечным результатом такого обучения стало то, что после окончания лицея, едва став студентомЕвразийского университета, смог выиграть грант правительства США и поехать туда на учебу.Мне повезло – я попал в семью профсоюзных лидеров Дэвида Флеминга и Бэт Дэвис. Это были нестандартные отношения – иностранный студент и американская семья. У этой супружескойпары не было детей, поэтому как-то так естественно получилось, что я фактически стал им сыном. Дошло до того, что мой приемный американский отец хотел одно время (он умер в 2006 году) сделать меня своим наследником. С Бэт, моей американской мамой, я до сих пор поддерживаю тесные отношения.В колледже я учился по специальности «политические науки». Так как Дэвид и Бэт были активными членами демократической партии, они порекомендовали меня в помощники своему семейному другу Марку Смиту, баллотировавшемуся в то время в конгресс. Ав 2000 году началась предвыборная кампания Альберта Гора, кандидата в президенты США от демократической партии. И у меня появилась благодаря Марку возможность напрямую быть вовлеченным в самые верхние эшелоны американской политики, узнать этот процесс изнутри. В те дни Марк дал своим избирателям обещание, что если его изберут в конгресс, то на первую сессию он приедет зимой на велосипеде. Когда это случилось, я сказал: «Шеф, я с вами», и мы с ним на велосипеде по трескучему морозу двинулись из штата Айова на первое собрание законодателей.Это был насыщенный, наполненный удивительными встречами год. То, что мне, 18-летнему студенту-иностранцу, дали возможность участвовать в серьезных политических процессах, открыло огромный горизонт для духовного созревания.Домой я вернулся в 2001 году. И сразу женачал активно представлять Евразийский университет на разных площадках –в дебатных клубах и международных конференциях. А тут японское агентство международного сотрудничества JICA через Министерство культурыобъявило конкурс на научную стажировку в Японии. Я выиграл грант, но повезло мне с ним совсем не случайно. Рекомендацию мне дала одна известная строительная компания из Японии, которая в 1998 году возводилав моем родном Семее подвесной мост. В то время ощущалась огромная нехватка людей, владеющих английским. Узнав, что обучение в казахско-турецком лицее идет на этом языке, представители компании пришли к нам. Вот так я, 15-летний подросток, начинал свою трудовую карьеру.После окончания учебы в Евразийском университете встал вопрос о магистратуре. Мы с будущей моей супругой подавали документы сразу в шесть-семь зарубежных университетов, расположенных в разных странах. Но не получилось поехать вместе. Она поехала по «Болашаку» в Голландию, в Лейденский университет. Я участвовать в этом конкурсе не мог, там в качестве залога требовалась недвижимость. А мне нужен был абсолютно бесплатный грант, включающий дорогу, проживание и пропитание. Получилось только с Италией – при условии, что буду преподавать какое-то время в местных вузах.Хорошо, что я приехал в эту страну чуть пораньше. Мне вдруг объявили, что вуз недобрал нужного количества людей,поэтому обучение будет идти на итальянском. «Но мы понимаем вашу трудную ситуацию, – сказали честные итальянцы, – поэтому дадим вам средства для изучения языка». Диктофон стал в те дни моим главным оружием. Мучился я неимоверно: записывал лекции, возвращаясь в общежитие, расшифровывал их, выписывал незнакомые слова. Выручила природная склонность к языкам. Уже после Нового года я начал читать несколько тематических лекций.Через год так освоился, что в Турине, где проходили зимние олимпийские игры, работал переводчиком плюс занимался репетиторством – преподавал английский. На заработанные деньгиисколесил почти всю Европу. Стажировался, например, в Брюсселе, в Европарламенте, защищал свою работу в колледже в Брюгге.После учебы вернулся домой. Работал в академических структурах. Был, в частности, проректором Академии государственного управления, трудился в Администрации Президента, в фонде «Самрук-Казына».– Большинство казахстанцев, учившихся за границей не за счет государства, стараются остаться там. Почему? Разве дома нельзя сделать карьеру?– Дело в том, что там действует прагматичная система поиска и поддержки талантов. То есть если есть какая-то уникальная компетенция или знания, то человек однозначно нужен.За этим стоит ярко выраженный коммерческий интерес: он поможет мне заработать больше. Идет таким образом четкая бизнес-императива.Несколько иначе обстоит с этим в странах постсоветского пространства.– Зная о том, что у нас «незаменимых не бывает», вы все же вернулись домой.– Объясню это просто. Я очень четко понимал: да, у меня есть определенный опыт, где-то даже, может быть, уникальный. Не каждый, наверное, участвовал в 18 лет в предвыборной кампании кандидата в президенты США, знает несколько языков, преподавал ввузе другой страны. Но при этом я очень быстро понял, что вряд ли сделаю за рубежом большую политическую карьеру. Я буду там всегда находиться в ситуации «наемный работник». Да, я буду хорошо зарабатывать, но влиять на какие-то решения, которые системно поменяют сложившиеся отношения, улучшат жизнь людей, не получится.А я всегда видел свое предназначение в публичных вещах и, самое главное, в возможности менять какие-то социальные установки, чтобы, как бы это пафосно ни звучало, улучшать илихотя бы менять к лучшему жизнь людей. Казахстан – это моя родная страна, и я, как любой гражданин своей страны, могу заявить, что я на этой земле родился, что я плоть от плоти от своего народа, а потому у меня есть такое же право, как у каждого из нас, претендовать на что-то большее, чем имею.– Бытует мнение, что сейчас время шустрых, но не очень умных, а люди образованные и умные вроде как и не нужны…– Здесь надо уметь прагматично смотреть на вещи. Есть две позиции. Первая – здесь все плохо, от меня ничего не зависит, я ничего не поменяю, поэтому моя хата с краю, я не хочу со всемэтим связываться. Вторая позиция – да, есть определенные проблемы, но они не так страшны, как кажутся. Если бы это было не так, то у нас ситуация была бы как, например, в Судане, где царит голод и тотальная неразбериха.Моя позиция такова: изучить эти проблемыизнутри, чтобы знать, как их потихоньку, эволюционным путем решить. Этот путь тяжелый: устаешь, разочаровываешься, возмущаешься при виде явной несправедливости, вступаешь во внутренний конфликт с самим собой от того, что в данный момент ситуацию ты все равно поменять не можешь, но… У Махатмы Ганди (и он сам, и его труды оказали на меня большое влияние) есть знаменитое выражение: надо хорошо изучить правила, чтобы уметь их потом нарушать. Но позиция полного отторжения, как показывает история, ни к чему хорошему не приводит. Вспомним историю декабристов. Лучшие умы России, элита офицерства того времени пошла против власти. И чем это закончилось? Безжалостная революция более эффективна на первый взгляд: все сломали и объявили, что «мы наш, мы новый мир построим». Но есть один огромный минус, который перечеркивает все завоевания революции: это разрушение преемственности. Абсолютного зла не бывает, любая сложившаяся система худо или бедно, но работает. Ломая существующее революционным путем, можно вместе с водой выплеснуть и младенца.– Некоторые считают, что все можно решить с помощью денежно-договорных отношений, силы или лести, и это есть правда жизни.– Согласен: в определенном смысле подобный цинизм существует. Особенно страшно, когда им проникаются еще неоперившиеся юнцы. Они еще не знают жизни, но рассуждают о ней так, словно все уже прошли…Поэтому моя личная позиция, повторяю, попав внутрь существующей системы, узнать ее болевые точки и попытаться на своем маленьком участке делать по-другому. Это гораздо лучше, нежели,стоя вне системы, критиковать и не принимать ее. Она ведь в таком случае все равно будет идти дальше.И потом, национальная идеология, идеи, окоторых Президент Казахстана последние годы не устает говорить, уже начинают работать. Посмотрите на молодежь. Сейчас полно примеров ее социальной активности, она участвует в каких-то дискуссионных клубах, отказавшись от экологически грязного общественного транспорта, собирается ездить на велосипедах, осуществляет какие-то социальные проекты. То есть проект социальной модернизации уже запущен. И я тоже хочу своим маленьким примером показать, что в Казахстане можно нормальнои работать, и состояться.Галия ШИМЫРБАЕВА,Алматы
