Сегодня Зимбабве – одна из беднейших стран на планете с диктаторским, по сути, режимом, а ЮАР – вполне демократическое государство. Для сравнения: в международном “Индексе демократии” ЮАР занимает 28-е место, тогда как Казахстан – лишь 137-е, а Зимбабве – 147-е. К тому же ЮАР входит в пятерку крупнейших развивающихся экономик мира (БРИКС).
ОБЫКНОВЕННЫЙ РЕВАНШИЗМ
За что казахские националисты обижены на русских? Родившись и проведя большую часть жизни, пожалуй, в самом казахском регионе Казахстана, я до поры до времени почти не сталкивался с проявлениями национализма со стороны своих соплеменников. И только переехав несколько лет назад в Алматы, обнаружил, что такие настроения достаточно сильны. А в основе их, как хорошо видно из различных выступлений и публикаций, лежат старые обиды – прежде всего, на Россию и русских. Но насколько они обоснованны? От квартирного вопроса – к национальному По моим наблюдениям, такие настроения в наибольшей степени присущи бывшей столице республики и тем алматинцам (прежде всего, представителям национальной интеллигенции), которым уже за 40. То есть людям, окончившим средние школы в советское время. В те годы почти вся казахская молодежь с периферии, имевшая хоть какие-то карьерные амбиции, стремилась в Алма-Ату, где были сконцентрированы ведущие вузы Казахстана. После получения дипломов подавляющее большинство выпускников должны были, согласно существовавшим тогда правилам, поехать по распределению в регионы и отработать там, как минимум, трехлетний срок. В этом случае им присваивался статус “молодой специалист”, который давал ряд существенных льгот. В частности, у них появлялся шанс относительно быстро получить квартиру (лично мне, тогда еще холостому, уже через полгода дали однокомнатную в Кызылорде) или, как минимум, гарантированное место в общежитии. На распределение же в столицу могли рассчитывать лишь немногие. И причина заключалась вовсе не в стремлении властей “не пущать” казахов в Алма-Ату, как это преподносят сейчас некоторые (кстати, выпускникам вузов из числа представителей других национальностей тоже предписывалось отправиться в глубинку). В советские времена, в отличие от нынешних, старались соблюдать определенный баланс в региональном развитии, и в соответствии с этим регулировались миграционные процессы, кадровые потоки. Но уезжать из Алма-Аты хотели далеко не все: немалая часть вчерашних студентов полагала, что здесь легче сделать карьеру – ведь в этом городе находились все республиканские органы власти, масса всевозможных ведомств, НИИ, издательства и т.д. Ну и вообще столица, одним словом…. Поэтому свежеиспеченные обладатели дипломов правдами и неправдами оставались в Алма-Ате, находили работу. А вот получение жилья на льготных условиях им уже не светило, к тому же здесь квартирный вопрос стоял гораздо острее, чем где бы то ни было в Казахстане. Скитания по съемным углам для многих растянулись на 10-15, а то и более лет. Тем временем у них появились семьи, дети. За крышу над головой приходилось отдавать значительную часть небольшой зарплаты. А кто сдавал им углы? В основном русские, поскольку они составляли большинство населения города. И эти люди в глазах вечных квартирантов как бы олицетворяли собой главную причину их неустроенности. В студенческие годы мне с двумя моими товарищами пришлось около полугода снимать жилье. За крохотную комнату в полуподвальном помещении на самой окраине Алма-Аты, куда зимой автобус не всегда добирался, мы ежемесячно платили 45 рублей, и все равно хозяйка дома вечно была чем-то недовольна, грозилась выселить. Я невзлюбил бабу Аню как Раскольников старуху-процентщицу. Но я жил так всего несколько месяцев, а тут - 10-15 лет!.. Плюс частые вынужденные переезды с одного места на другое. Плюс случавшееся то и дело резкое сужение рынка – это когда органы правопорядка вспоминали о том, что они должны бороться с нетрудовыми доходами (к коим сдача жилья в аренду тоже относилась) и начинали массовые рейды. Есть мнение, что и декабрьские события 1986-го отчасти были спровоцированы очередной такой кампанией, объявленной в мае того же года, вследствие чего немалая часть приезжей молодежи в Алма-Ате оказалась, по сути, на улице. Можно представить, какое недовольство на протяжении всех этих долгих лет копилось в молодых казахах, решивших остаться здесь. А недовольные всегда ищут виновных в своих бедах, причем в подобных случаях бытовые обиды нередко выплескиваются в сферу межэтнических отношений. Признаваться же в том, что такой была цена, заплаченная ими за желание непременно жить в столице, эти люди не хотели. Тогда как их однокашники, поехавшие по распределению в регионы, в большинстве своем не испытали таких трудностей. Они не были настолько “испорчены” квартирным вопросом, они не копили в себе эти самые обиды. Возможно, и поэтому, кроме прочего, националистические настроения в провинции намного слабее, чем в Алматы. Это сладкое слово – “дефицит” Как известно, доходы советских граждан были примерно одинаковыми, поэтому разница в уровне их жизни определялась степенью доступа к товарам, многие из которых были тогда в большом дефиците. Это тоже является предметом застарелых обид: мол, коренное население Казахстана в плане продовольственного и вообще товарного обеспечения находилось в худшем положении. Приведу фрагмент одного комментария к статье “Скуластое лицо власти” (о национальном представительстве в госорганах), опубликованной на zona.kz.net: “Город Степногорск и многие моно города тогдашнего Казахстана 100% владели русские, а мы казахи жившие недалеко от этих городов в своей стране Казахстан приезжали к ним за апельсинами и мандаринами” (орфография и пунктуация сохранены). С одной стороны, комментатор вроде бы прав - так оно и было. Но он, видимо, не знает, что в СССР все населенные пункты делились по категориям снабжения. Лучше всего обеспечивались Москва, Ленинград и “закрытые города” (военные и научные), следом шли столицы союзных республик, миллионники и крупные индустриальные зоны вроде Караганды, затем – областные центры, далее – районные, а замыкали список сельские населенные пункты. Если не ошибаюсь, Степногорск относился к “закрытым”. Как и Ленинск, ныне Байконур, куда лично я не раз ездил в составе футбольной команды (иначе меня бы никто туда не пустил) и попутно отоваривался. Вообще, военные городки и гарнизоны пользовались особыми привилегиями. Помню, в 1990-м, когда в кызылординских магазинах было шаром покати и даже сигареты продавали по талонам, попал я в составе небольшой группы общественников на секретный остров Возрождения – и там на обед нам предложили такие деликатесы, которые я не видел даже в сытые годы. Так же обеспечивался военный гарнизон, обслуживавший этот остров и дислоцировавшийся близ Аральска, где я провел школьные годы… А буквально в паре километров, в самом Аральске, в еще относительно благополучные 1970-е даже яйца в магазинах появлялись лишь по большим праздникам. А город был, можно сказать, интернациональный, так что эти яйца 10-литровыми ведрами (чтобы растянуть до следующего поступления) покупали и моя мама, и мамы моих одноклассников Володи Землянухина и Тани Шиховой. Получается, что Володя и Таня тоже должны были считать себя ущемленными по сравнению с другими своими русскими сверстниками – детьми офицеров, которые учились с нами в старших классах (в военном гарнизоне была только 8-летка). …В целинных совхозах, где жили преимущественно славяне, в немецких селах на Костанайщине, куда мы студентами ездили на сельхозработы, магазины имели примерно тот же скудный ассортимент товаров, что и в казахских аулах. Или вспомните знаменитые “колбасные поезда”, в которых жители российской глубинки везли продукты из Москвы. Поэтому утверждать, что казахи были самыми обделенными, – значит либо не знать реальной ситуации, либо передергивать факты. Другое дело, что большинство их жило в райцентрах и в сельских населенных пунктах, которые обеспечивались по остаточному принципу. Но так уж сложилось исторически, что казахи стали урбанизироваться гораздо позже остальных…. Кстати, о цитрусовых, упоминаемых в комментарии. В конце 1980-х, будучи в Ленинграде, решил я купить дефицитные у нас апельсины – причем сразу килограммов десять. Пожилые женщины (судя по возрасту, дети блокадных лет), стоявшие в очереди позади меня, начали возмущаться: мол, понаехали тут, нам самим может не хватить … И в этот момент находившийся рядом мой друг произнес проникновенный спич о том, как в годы войны Казахстан делился с блокадниками последним куском хлеба. Пристыдив женщин, пожалевших для гостя из этого самого Казахстана “буржуйские” апельсины, он закончил стихами: “Ленинградцы – дети мои…”. И, знаете, подействовало: лица смягчились, агрессия улетучилась. Может, действительно, надо чаще вспоминать то, что нас объединяет, и тогда обид, злобы станет меньше? “Кухонные борцы” Еще более внушительный счет мы, казахи, готовы предъявить за декабрь 1986-го. Но опять же давайте рассуждать объективно. Советская власть не разбирала особо – казах ты, русский, якут: даже после смерти Сталина всех, кто пошел против нее, она беспощадно давила, не считаясь с жертвами. Разве с меньшей жестокостью расправилась она в июне 1962-го (то есть в период хрущевской оттепели) с жителями российского города Новочеркасск? А ведь тогда люди требовали всего лишь сохранения прежней зарплаты да колбасы в магазинах. И тем более режим не стеснялся применять силу в тех случаях, когда выступления проходили под политическими или близкими к ним лозунгами – это и наш Желтоксан, и тбилисские события 1956-го и 1989-го, и Вильнюс… Кстати, в той же Грузии в 1977-м, когда перестройкой еще не пахло, прошли массовые демонстрации в защиту грузинского языка (появились слухи, что центр собирается лишить его статуса государственного). Наверняка их бы тоже жестоко подавили, если бы не позиция партийного руководства республики и всей национальной интеллигенции, которые дали понять Москве, что поддерживают эти требования. И, как знать, может, и декабрьской трагедии в Алма-Ате, а также ее последствий удалось бы избежать, если бы казахи во власти и наши “зиялы кауым” (то есть как бы национальная элита, призванная защищать интересы своего народа) проявили хотя бы чуточку гражданской смелости. Так что, предъявляя счет за Желтоксан, нельзя забывать и об этом. И претензии, связанные с состоянием казахского языка, стоило бы адресовать даже не столько “русским колонизаторам”, сколько той же национальной элите, которая занимала откровенно соглашательскую позицию – в отличие, скажем, от грузинской, украинской и т.д. Взять ставшую уже хрестоматийной в устах нацпатов ссылку на то, что в Алма-Ате была одна-единственная школа на казахском языке. Неужели на то, чтобы открыть еще несколько, требовалось разрешение Москвы? Ведь эту проблему вполне можно было решить на месте. Значит, никто ее не поднимал – в лучшем случае, бурчали на кухнях. Хотя именно в Алма-Ате жило подавляющее большинство “зиялы кауым”. Между тем, в других республиках борцы с русификацией шли в буквальном смысле на костер – например, как решившиеся на самосожжение украинец Алексей Гирнык (в 1978-м) и литовец Ромас Каланта (в 1972-м). Или в застенки, как грузин Звиад Гамсахурдия и азербайджанец Абульфаз Эльчибей. В то же время в языковом вопросе не все было так однозначно, как рисуют сегодня наши националисты. Вот еще один факт, которым они часто оперируют: с середины 1950-х до середины 1980-х было закрыто 546 школ с казахским языком обучения. Вроде бы впечатляющая цифра. Но есть и другая статистика. Цитирую: “В 70-х годах в республике происходит уменьшение числа школ при увеличении числа учащихся. Так, в 1966 г. в 10 728 школах обучалось 2 852 тыс. учеников, в 1976 г. в 9 604 школах - 3 346,4 тыс. учеников, а в 1979 г. в 8 910 школах - 3 257,2 тыс. учеников”. Иными словами, было сокращено в общей сложности почти 1,8 тысячи школ, и на этом фоне цифра “546”, касающаяся только казахских, меркнет. То был закономерный процесс укрупнения учебных заведений за счет закрытия “малокомплектных” (в которые ходило лишь по несколько десятков учеников), и он затронул школы не только в казахских аулах, но и во всей казахстанской глубинке. Для детей оттуда были открыты районные и областные интернаты. И, например, во всех райцентрах Кызылординской области, да и в самой Кызылорде обучение в таких интернатах велось на казахском языке (в преимущественно русскоязычных областях – на русском). В целом в тех регионах, где превалировало коренное население, казахских школ насчитывалось больше, чем русских: скажем, в Аральске соотношение было восемь против двух. Для нас, детей-казахов, учившихся в русской школе, в начальных классах три раза в неделю проводились обязательные уроки родного языка. И, кстати, при поступлении на русское отделение журфака я смог предоставить только материалы, опубликованные в казахской газете (другой в Аральске не было – так же, как и в прочих райцентрах Кызылординской области). Хорошо, что приемная комиссия вошла в мое положение и допустила к экзаменам. На гуманитарных факультетах вузов, в том числе КазГУ, существовали казахские отделения, и именно там получали высшее образование многие “идеологи” нашего доморощенного национализма. Конечно, тогдашняя языковая политика отдавала предпочтение “великому и могучему”, в котором идеологи от власти видели очень важный фактор “единства советского народа”, однако, повторюсь, не все было так однозначно. Разрушительная месть Но даже если и были какие-то основания для обид, есть ли смысл продолжать сегодня, спустя 22 года после получения независимости, хранить и даже лелеять в себе эти чувства и настроения, перерастающие с подачи некоторых в реваншистские? А как иначе, чем реваншизм, квалифицировать, например, то, что борьба за казахский язык сегодня все больше превращается в борьбу против русского – это явственно просматривается и в тексте “письма 138” двухлетней давности, и в недавно обнародованной “концепции создания национально-демократического государства”, и в ряде известных инициатив Министерства культуры. … Симптоматично, что в этом смысле казахские нацпаты находятся в мировоззренческом родстве с русскими националистами. Последние утверждают, что самыми угнетаемыми в советские годы являлись именно русские (которых, мол, “доили” другие народы СССР), да и в сегодняшней России они якобы более бесправны, чем “инородцы” – например, кавказцы. Или прочитайте недавнее интервью председателя Союза писателей РФ Валерия Ганичева газете Central Asia Monitor – из его слов выходит, что в центральной советской прессе 1970-80-х заправляли “нерусские” (понятно, кого он имеет в виду), а истинно русские авторы были чуть ли не персонами нон грата. В связи с темой реваншизма напрашивается и такой пример. До 1980-90-х годов две соседние африканские страны – Родезия и ЮАР – считались символами жестокой колониальной политики. Первая была одной из самых экономических развитых на континенте, и в ней режим апартеида был более мягким, чем во второй. После избавления от этого режима к власти в обеих странах пришли вчерашние борцы с ним. В Родезии (теперь Зимбабве) избрали как раз таки реваншистский путь выдавливания и даже насильственного выселения белых. Тогда как в ЮАР лидеры правящей партии АНК во главе с Нельсоном Манделой, по многу лет сидевшие в тюрьмах и имевшие больше оснований для мести колонистам, сделали ставку на национальное примирение и гармоничное сосуществование черного большинства с белым меньшинством. И что в итоге? Сегодня Зимбабве – одна из беднейших стран на планете с диктаторским, по сути, режимом, а ЮАР – вполне демократическое государство. Для сравнения: в международном “Индексе демократии” ЮАР занимает 28-е место, тогда как Казахстан – лишь 137-е, а Зимбабве – 147-е. К тому же ЮАР входит в пятерку крупнейших развивающихся экономик мира (БРИКС). Вовсе не собираюсь проводить прямые аналогии с нашим случаем – просто этот пример наглядно демонстрирует, какой путь является более перспективным и продуктивным. Женис БАЙХОЖА (ДАРМЕНОВ), ZONAkz, 27 сентября 2013 г. http://www.vecher.kz/node/24610
