Присоединение Турции к хороводу восстаний означает, что 2011 год будет иметь последствия далеко за пределами стран, его породивших.
| Джихан Тугал
Протесты, подрывающие
основу капиталистической стабильности, являются верным признаком, что
всемирная волна 2011 года всё ещё жива. Турция, которую всему миру
презентовали как образец неолиберальной истории успеха (а мусульманскому
миру — как модель демократии), сейчас восстаёт против авторитаризма и
капитализма свободного рынка (или, точнее, против его проявлений в
городском пространстве). Присоединение Турции к хороводу восстаний
означает, что 2011 год будет иметь последствия далеко за пределами
стран, его породивших.
Однако эта волна, подобно волнам 1848 и 1905 годов, похоже, завершится
весьма скромными и частичными победами, или даже поражениями. В
некотором отношении ситуация ещё более безрадостная, чем во всех прошлых
революционных волнах. Общее пораженческое настроение после 1980-х годов
остаётся неизменным. Не хватает серьёзных альтернатив нынешнему
мировому порядку. Дезорганизация сохраняется и даже воспроизводится
активистами благодаря культу «безлидерности».
Всемирная волна 2011 года не породит ни 1789, ни 1917, ни 1949 года.
Непреднамеренное наследие
Однако как и в 1848 и 1905 годах, культурное и организационное наследие
2011 года может оказаться более значимым, чем непосредственные
результаты восстаний. 1848 год не привёл к установлению прочных
демократических режимов, но он убедил рабочих и средний класс Европы в
том, что возможен более демократический и социально ориентированный
порядок. Он выдвинул обобществление в повестку дня. Более того,
поражения таких массовых выступлений привели активистов к мысли о том,
что им необходимо более гибкое руководство и организация для достижения
своих целей. На смену разрозненности в рабочем и демократическом
движении к концу века пришли мощные национальные и международные
организации.
Революционная волна 1905 года известна в большей степени своими
поражениями, чем победами. Однако эти поражения не только стали основой
для развития политического опыта, образования и организованности, но
также создали самые значимые в мировой истории автономные организации,
основанные на принципе прямой демократии (советы рабочих, крестьянских и
солдатских депутатов). Без поражений, частичных побед и уроков
1905-1911 годов не было бы революции ни в России, ни в Китае (а также, к
слову сказать, и устойчивой оппозиционной традиции в Мексике, Турции и
Иране).
Короче говоря, даже несмотря на то, что ближайшие последствия всемирного
возмущения были в 1905 году намного более деморализующими, его
долгосрочные последствия оказались, возможно, более революционными.
Вопрос состоит в том, будет ли 2011 год похож на 1848-й или на 1905-й.
Придётся ли нам десятилетиями ждать, пока плод созреет, или 2011 год
станет предвестником чего-то, что наступит очень скоро, нечто вроде
второго 1917-го? Могут спросить: «Зачем нам второй 1917-й, если надежды,
возлагаемые на первый, не оправдались?». Советская революция того года
быстро распространилась по всей Европе, но потерпела поражение и была
разгромлена в следующие несколько лет. Возможно, борьба за социализм в
изолированной России была политически и экономически преждевременной, о
чём свидетельствует установившаяся в итоге однопартийная диктатура. Тем
не менее, несколько лет, последовавших за 1917 годом, показали всему
миру, что народные массы могут организоваться и принимать решения,
которые влияют на судьбу своей страны и всего мира. Более того, весь
капиталистический Запад, из страха быть полностью уничтоженным прямой
демократией, был вынужден реорганизовать свою политическую и
экономическую систему, чтобы учесть требования низов. И всё же, вожди
русской революции сослужили бы лучшую службу и себе, и всему миру, если
бы они выдвигали более реалистичные цели и настойчиво стремились к их
достижению в остальном мире, вместо тщетной попытки построить социализм в
бедной и отсталой полукапиталистической стране.
В первый раз посткапиталистическая революция обернулась трагедией.
Поскольку люди сейчас вполне обоснованно не хотят, чтобы получился фарс,
ни одно массовое движение не будет стремиться учиться у 1917 года до
тех пор, пока мы не найдём концепцию, с помощью которой извлечь
правильные выводы из этого эпохального события.
Рекурсивная революция
Итак, каким образом можно обеспечить «второе издание» 1917 года без его иллюзий, поражений и ужасов?
Ни экономические структуры, ни политический и идеологический уровень
активистов и обычных людей сейчас не являются достаточно подготовленными
к посткапиталистическому обществу. Вожди русской революции знали, что
ничего из этого не было в наличии и в 1917 году. Их решением была, по
выражению одного из них, «перманентная революция» (или, как выразился
другой лидер, «непрерывная революция»), которая одновременно решает
задачу подготовки предпосылок к революции и осуществления самой
революции, буржуазно-демократических и посткапиталистических
преобразований. В этой попытке было зерно правильного понимания
проблемы: если капитализм будет предоставлен сам себе, он уничтожит себя
и мир вместе с собой скорее, чем создаст предпосылки для
посткапиталистической цивилизации. По этой причине, любые
посткапиталистические преобразования неизбежно обречены на то, чтобы
быть незрелыми. Но следующий логический шаг, предпринятый ими, был
ошибочен: они сочли, что революционного процесса (центральным элементом
которого были Советы) и их собственного руководства будет достаточно для
того, чтобы успешно совместить революцию с подготовкой к социализму.
Эта излишнее доверие по отношению к воле народа и неоправданный оптимизм
в отношении революционного руководства были стержнем иллюзии 1917 года.
В изолированной России революционеры были вынуждены сначала заткнуть
рот несогласным, затем Советам, и, в конце концов, друг другу. Схемы,
которые тяготили их, не могут быть упрощены до элементарной формулы,
сводящей всё к злой воле и авторитаризму отдельных личностей. Если эта
иллюзия повторится при благоприятных обстоятельствах, неизбежно
повторятся и ужасы.
Но если любые посткапиталистические преобразования обречены на то, чтобы
начинаться в условиях незрелости, что может обеспечить их прочность,
если не перманентная революция? Народная энергия (вроде той, которая
нашла своё выражение в Советах, или в нынешней «Коммуне Таксима», или в
анархических новшествах «Оккупай Уолл-стрит») и революционное
руководство являются необходимым, но не достаточным условием.
Предоставленные сами себе, эти два начала неизбежно уничтожат друг
друга, и вместе с собой революцию. Они должны сопровождаться медленным
процессом политического созревания и идеологического взаимного обучения
(когда интеллектуалы и массы меняются одновременно). Людям,
неудовлетворённым капитализмом, следует выстраивать свои собственные
посткапиталистические институты (такие, как кооперативы и другие
коллективные предприятия), никогда не забывая о том, что в долгосрочной
перспективе они неспособны сохраниться (как низовые и демократические)
без революционных преобразований (и массовых восстаний).
Подобный процесс — когда активисты и народ сосредотачиваются на создании
альтернативных институтов, взаимном образовании и накапливают
политический опыт в более спокойные периоды, а затем рекурсивно
переключаются на борьбу с препятствиями, которые блокируют дальнейшее
развитие этих институтов — может быть назван дискретной или рекурсивной
революцией.
Дискретная революция — это не перманентная революция. Она основана на
понимании того, что спокойные периоды необходимы для строительства
институтов и взаимного обучения в условиях гражданского общества. Но те,
кто осуществляет дискретную революцию, в отличие от реформистов,
понимают необходимость массовых восстаний для создания и упрочения
органов народной власти и культуры солидарности, для преодоления
препятствий, мешающих развитию альтернативных институтов.
Вожди революции 1917 года также отчасти были правы, когда говорили о
невозможности посткапиталистических преобразований в одной стране. Это
понимание, однако, было у них сопряжено с другой иллюзией: верой
неизбежную революцию в Европе (особенно в Германии). Чтобы избежать
уродливых последствий насильственной реализации этой мечты (через
агрессию против стран-соседей!), Россия уступила диктаторскому
прагматизму (облечённому в одежды жёсткого догматизма). Но если мы
откажемся от иллюзии о неизбежности перехода к социализму, мы можем
избежать также фальшивой противоположности между мировой революцией и
социализмом в одной стране, так же, как и между книжным
интернационализмом и прагматичным национализмом. Мы можем построить
посткапиталистический мир только с помощью серии революций в разных
странах, то есть через сотрудничество между активистами и народами,
которые будут вынуждены смиряться с поражениями и частичными победами и
затем вместе двигаться дальше. Активисты и лидеры дискретной революции
будут твёрдо стоять на почве своей страны, но будут стратегически
мыслить и действовать, учитывая возможность преобразований в других
странах, в активном взаимодействии с лидерами в соответствующем
национальном контексте. Такие связи уже формируются сейчас по всему
миру.
В поиске новых организационных форм
Так что же мы тогда можем ожидать от мировой волны 2011 года?
Мы можем с большим основанием предвидеть распространение низовых
демократических организаций и соответствующей им культуры. Однако мы не
можем знать, изменится ли господствующая культура и государственные
структуры настолько всесторонне, как это произошло в десятилетия,
последовавшие за 1848 годом. Этот период в Европе был отмечен первыми
попытками движения в направлении к социальному государству. Будет ли
государство и господствующая культура аналогичным образом
инкорпорировать настроения 2011 года в том, что касается природы, прав
горожан и демократии участия? Несомненно, это будет зависеть от того,
насколько в дальнейшем распространится мировое восстание, поскольку
нынешние правящие режимы и элиты намного более реакционны в сравнении с
теми, которые существовали в Европе в середине XIX века.
Следовательно, нет достаточных оснований для надежд на «второе издание»
1905 года. Но вопрос сейчас стоит намного более остро: капитализм
достигает своих финансовых и естественных пределов. Он больше не
является устойчивым. Если альтернативы ему не будут разработаны и
воплощены в жизнь, земля погибнет под его тяжестью. Каковы могут быть
альтернативы капитализму — это тема отдельной дискуссии, которая также
крайне необходима сейчас. В этой статье я остановился на другом вопросе:
как сформировать субъектов, которые могут воплотить в жизнь эти
альтернативы.
Чего мы можем надеяться достичь в настоящий момент? Наряду с дальнейшим
распространением протестов, мы можем стремиться к созданию
межрегиональных связей между активистами и лидерами, вовлекать в ряды
активистов то поколение, которое только начинает участвовать в политике.
Это пополнение и формирование связей, однако, будет исторически
оправданным только в том случае, если оно будет руководствоваться
стратегическим видением. Вместо восхваления безлидерности, активисты
нуждаются в гибких и демократических структурах лидерства. Восстание без
лидеров быстро терпит поражение или утрачивает свою направленность.
Если бы сейчас на Таксиме «не было лидеров», как заявляют некоторые,
площадь быстро бы попала в руки кемалистов; только лидирующая роль
разнообразных — и разрозненных, по общему признанию — левых сил
препятствует этой узурпации протеста кемалистами. Мы так же знаем, что
централизованное лидерство узурпирует власть у народа.
Новая форма лидерства, необходимая для устойчивых посткапиталистических
преобразований, требует способности учиться у низов, готовности
взаимодействовать с энергией народа, институциональных сдержек и
противовесов, постоянной работы в альтернативных институтах и взаимного
обучения. Так же, как 1905 год оставил след в истории созданием новой
организационной формы (централизованной революционной партии), 2011 год,
возможно, создаст или привлечёт внимание к новой, более демократичной,
но при этом эффективной, форме революционной организации.
Только тогда мы сможем начать говорить о «втором издании» 1905 года.
источник: РАБКОР
