И. Баринов: Турция: в лабиринте идеологий

В современном мире с течением времени все яснее наблюдается упадок классических идеологий, таких как либерализм или консерватизм, в условиях глобализации и повсеместного разрушения институциональных структур, столь привычных нам, хотя и ставших характерными только в конце XIX-начале XX вв. (национальное государство, общество и публичная политика). На этом фоне очевидной становится потребность в новых идеях, которые бы соответствовали новой социальной реальности. Это особенно актуально для тех стран, где экспансия западных ценностей неминуемо сталкивается с местным традиционализмом.

В современном мире с течением времени все яснее наблюдается упадокклассических идеологий, таких как либерализм или консерватизм, в условияхглобализации и повсеместного разрушения институциональных структур, стольпривычных нам, хотя и ставших характерными только в конце XIX-начале XX вв.(национальное государство, общество и публичная политика). На этом фоне очевиднойстановится потребность в новых идеях, которые бы соответствовали новойсоциальной реальности. Это особенно актуально для тех стран, где экспансия западных ценностей неминуемо сталкивается с местнымтрадиционализмом.

Так, из стран Ближнего Востока Иран (после революции 1979 г.) и вменьшей степени Саудовская Аравия обратились к религиозной идентичности. То жесамое мы можем с недавних пор наблюдать и в государствах Магриба. При этом тестраны, где указанное столкновение между новым и старым не стояло и не стоитостро (например, в Турции) оказались на перепутье. В турецком случае речь идето трех идеологических направлениях – традиционных пантюркизме и панисламизме, атакже более молодом турецком национализме.

Оформившиеся еще во второй половине XIX века, первые два пути государственного иобщественного ориентирования развивались параллельно, соперничая друг с другом.В османские времена панисламизм часто перевешивал пантюркизм, позволяя сглаживать этнические противоречия в многонациональнойимперии [1] .Так, в Первую мировую войну Турция вступила именно под лозунгами джихада против«неверных».

Тем не менее, религиозная составляющая, равно как и идеямусульманского единения, никогда не были слишком сильны в турецком обществе.Это объясняется как особенностями этногенеза (изначально слабой исламизациейтюрок-кочевников), так и сравнительно рано для стран региона (уже в конце XVIII века [2] )проникнувшей в Османскую империю европеизацией. Кроме того, мощным стимулом дляповорота к тюркскому вектору самоидентификации турок стало полиэтничноеокружение, когда, по замечанию европейских авторов, даже дома туркамприходилось пользоваться как минимум двумя языками [3] .

Развал империи после окончания Первой Мировой войны иэкономическая интервенция великих держав «сделали турок готовыми к восприятиюновых идей» [4] . В условияхобщественно-политических катаклизмов на передний план выступил политическийнационализм, который, хоть и проистекал изпантюркизма, был оппозиционен ему [5] .Вместо единения всех тюрок в одном политическом организме возобладала идеясоздания гомогенного турецкого государства. При этом старая концепция исламской идентичности, по выражению турецких авторов,воспринималась реформистами как «бесцветная и не имеющая привязки кнациональности» [6] . Таким образом, духовная интеграцияуступила место интеграции светской.

Риторика пантюркизма вновь вернулась в начале 1990-х гг.:так, в феврале 1992 г. тогдашний премьер-министр Турции Сулейман Демирель высказался за создание тюркского мира «от Адриатики доВеликой Китайской стены» [7] .Одна за другой в Турции стали возникать организации, призванные провести вжизнь озвученный руководством страны тезис, в их числе существующие и в нашидни Турецкое агентство по сотрудничеству и развитию, Межпарламентская ассамблеятюркских государств, Ассоциация тюркской культуры и искусств. Примечательно,что и здесь панисламские лозунги не получили развития, поскольку Турция нежелала отказываться от интеграции с другими тюркскими народами только из-затого, что они не были мусульманами [8] .

Возрождение пантюркистских идей не случайно совпало спрекращением существования Советского Союза. Входившие в него тюркскиереспублики Центральной Азии сперва были временно политически дезориентированы,а затем оказались в центре геополитического соперничества четырех сил – НАТО,России, Китая и исламского мира. Дальнейшие события первой половины-середины1990-х гг. продемонстрировали как устойчивость светских, сформированныхсоветской атеистической традицией систем в одних государствах (Казахстан), таки вероятность конфликта цивилизаций с непредсказуемыми последствиями в другихстранах (Таджикистан, Узбекистан). В этот период Турция впервые попыталасьпредложить себя в качестве внешнего партнера для разрешения комплексных проблемЦентральной Азии.

Изначально турецкое присутствие опиралось по большей части нагуманитарную область, в частности, на открытиеразличных учебных заведений (как лицеев, так и университетов) с турецкойобразовательной компонентой. Предусматривались и льготы при поступлении втурецкие высшие учебные заведения для студентов из тюркских стран. Из более чем2 000 проектов, осуществленных в 1990-е гг. агентством по сотрудничеству иразвитию, 63 % были в области образования и культуры [9] .

Стоит отметить, что политическое руководство Турции впоследние десятилетие XX векабыло представлено в основном сторонниками национализма (такими, какпремьер-министр Бюлент Эджевит) и тюркизма (Сулейман Демирель), за исключениемкраткого преобладания сторонников исламской ориентации в 1996-1997 гг. Несекрет, что они при этом желали встать на путь конструктивного сотрудничества ипаритетного взаимодействия с Европой. Так, в годы премьерства Тансу Чиллер(1993-1996) был заключен торговый договор с ЕС.

Для НАТО (и, в частности, США) поворот Турции к тюркистскимидеям хотя и не был самым лучшим вариантом, но в целом соответствовалстремлению Альянса не допустить перекоса Турции в сторону исламского мира.Гораздо большие опасения подобный настрой турецкого руководства вызывал вЦентральной Азии: известен факт, когда президент Узбекистана И. Каримов вернул2 500 студентов-узбеков из Турции на родину. В этом смысле турецкаяэкономическая нестабильность 1990-х гг. сыграла на руку республикам ЦентральнойАзии, которые, после собственной экономико-политической стабилизации несколькоотстранились от Турции [10] .

Подводя идеологические итоги на рубеже тысячелетий, Турцияоказалась весьма разочарована низкимирезультатами культурной интеграции, на которую делалась ставка. Более того –возрастающая турецкая активность в Центральной Азии и усиление позицийультраправых организаций как в самой Турции, так и значительной турецкойдиаспоре в Европе грозили осложнением отношений с ЕС и США. Обеспокоенностьпроисходящим проявляла и Россия.

Начало 2000-х гг. ознаменовалось возобновлением соперничествапантюркской и исламской идей: после прихода к власти Партия справедливости иразвития Рэджепа Эрдогана и Абдулы Гюля в идеологии (по крайней мере, внешне)вновь возобладал религиозный вектор, тогда как сотрудничество с ЦентральнойАзией стало гораздо более прагматичным: так, по некоторым оценкам, прямые турецкие инвестиции в Казахстан всередине 2000-х гг. около 1 млрд. долларов, в Узбекистан за период 1997-2003гг. – около 0,25 млрд. долларов [11] .Турецкий бизнес в Центральной Азии районирован и очень многогранен: так, если вКазахстане его наибольшее присутствие наблюдается в сегментах строительство ителекоммуникации, то применительно к Кыргызстану – это пищевая промышленность.С другой стороны, к этому же времени относятся активные попытки Турции статьдля ЕС и НАТО огромным экономико-стратегическим коридором на Восток, связав (нев последнюю очередь, при помощи транспорта углеводородов) центральноазиатский икавказский регионы под своей эгидой.

Очевидно, что, переходя от одного идеологического течения кдругому, Турция стремится одновременно усидеть на нескольких стульях, сохранивхорошие отношения и стратегическое партнерство со всеми окружающими ее силами.При этом, если прежнийпантюркизм вызывал настороженность у потенциальных союзников, то нынешнююрелигиозную риторику воспринимают даже далеко не все турки.

Вместе с тем, остается непонятным, почему в идеологическомарсенале турецкого руководства нет собственно гражданского национализма, основанногона универсальных европейских ценностях, который когда-то привил Турции самМустафа Кемаль. Ведь нынешнее непродуктивное сосуществование тюркских иисламских идей требует, с одной стороны, постоянной финансовой подпитки отношений с заинтересованными сторонами на Кавказе и в ЦентральнойАзии, а с другой – постоянных дипломатических и политических маневров в диалогес Ближним Востоком, Россией, НАТО и ЕС.

Подобная многовекторность чем-то напоминает лабиринт, а, какизвестно, в лабиринте существует большая вероятность зайти в тупик.