«Хотели как лучше, а получилось как обычно» – это выражение нередко очень точно характеризует внешнюю политику России на постсоветском пространстве. В этой связи, продолжая виртуальный экспертный форум «Советы Владимиру Путину», проект «Центральная Евразия» вновь выходит на вопросы в большей степени концептуального и методологического характера: не только и не столько по поводу того, что делать России с постсоветским пространством (эти вопросы как раз таки более-менее понятны), сколько по поводу того, как это делать (как строить ту же внешнюю политику и подходить к проблемам интеграции).
Какого качества должна быть внешняя политика России напостсоветском пространстве? Советы Владимиру Путину
В.Парамонов
«Хотеликак лучше, а получилось как обычно» – это выражение нередко очень точнохарактеризует внешнюю политику России на постсоветском пространстве. В этойсвязи, продолжая виртуальный экспертный форум «Советы Владимиру Путину», проект«Центральная Евразия» вновь выходит на вопросы в большей степениконцептуального и методологического характера: не только и не столько по поводутого, что делать России с постсоветским пространством (эти вопросы как раз такиболее-менее понятны), сколько по поводу того, как это делать (как строить ту жевнешнюю политику и подходить к проблемам интеграции).
Тоесть среди многих ведущих экспертов вызывают сомнения не собственно цели ипринципы внешней политики РФ (по ним, а вернее их декларативным формам особыхвозражений нет), а то качество внешней политики, которого России, по оценкаммногих специалистов, так недостает. В данной части дискуссии приняли участиеследующие эксперты: Юлия Якушева (Россия), Гульмира Илеуова (Казахстан), ИгорьШестаков (Кыргызстан), Станислав Притчин (Россия), Данияр Косназаров(Казахстан) и Сергей Абашин (Россия).
Владимир Парамонов (Узбекистан), руководитель проекта«Центральная Евразия»: уважаемые коллеги,спасибо, что откликнулись на предложение принять участие в дискуссии. Вопросыэтой части фокусируются в основном вокруг приоритетов и инструментов внешнейполитики РФ на постсоветском пространстве, задачах повышения ее качества. Итак,Вам слово.
Юлия Якушева(Россия), руководитель аналитического отдела Информационно-аналитическогоцентра по изучению постсоветского пространства: уверена, чторешение Владимира Путина уделить приоритетное внимание постсоветскомупространству при формировании внешнеполитической стратегии России абсолютно разумно и дальновидно.Ближнее зарубежье – жизненно важное для РФ пространство по ряду причин, начинаяот необходимости сохранения т.н. Русского мира в странах СНГ до фактороввоенно-политической и экономической безопасности.
Постепенно происходит переосмыслениепровальной внешнеполитической линии 90-х гг. прошлого века, когда политикаМосквы в отношении ближайших соседей носила зачастую непоследовательный инепродуманный характер. К сожалению, это осознание приходит с горьким опытом. Исейчас позиции России на постсоветском пространстве отстаивать все сложнее исложнее.
Эффективное решение стоящих передКремлем внешнеполитических проблем, на мой взгляд, состоит в том, чтобыпересмотреть не задачи, а методы осуществления внешней политики в отношениипостсоветских стран. Системность, последовательность, равноправный ивзаимовыгодный подход – эти элементы должны стать ключевыми в новой стратегиивзаимодействия со странами СНГ!
Гульмира Илеуова (Казахстан), руководитель Центра социальныхи политических исследований «Стратегия»: вотношении политики России на постсоветском пространстве и проводимого РФ курсана интеграцию могу прокомментировать социологически. Еще в 2005 году мы позаказу российского Фонда «Наследие Евразии» проводили большой проект повосприятию экспертами и лидерами мнений интеграционных процессов напостсоветском пространстве. Проект был большой, проводился в нескольких странахСНГ. В рамках этого проекта была часть, посвященная модели существования иразвития бизнеса в условиях интеграции. Выводы из этой части я предлагаю ниже.Для меня, например, остался открытым вопрос: принимались ли во внимания усилиясоциологов? Так как отсутствие ясной цели интеграции, о которой говорили опрошенные,так и осталось нерешенной проблемой, что и вызывает на сегодня значительноесопротивление в среде казахских этнонационалистов и не только.
Первое.По состоянию на сегодняшний день, интеграция представляет собой политическиймиф – все понимают ее необходимость, но не видят, во-первых, реальных путей еереализации, а, во-вторых, экономической необходимости форсировать этот процесс.При этом нет ясной и понятной для заинтересованных участников процесса целиинтеграции, которая устроила бы всех.
Второе.Большинство экспертов понимает, что СНГ в нынешнем его виде – это только формацивилизованного развода для партнеров, которых на каком-то этапе пересталиустраивать их отношения. При этом большинство экспертов соглашаются, что нелепои глупо, а в некоторых случаях и преступно было бы полностью игнорировать тотуникальный опыт общежития, который накапливался у наших стран столетиями.Однако из этой общей установки нельзя делать вывод, что можно «залить новоевино в старые мехи». Напротив, большинство экспертов поддерживает ту идею, чтореальная интеграция (ее и политическая, и экономическая составляющая) должнапройти этап естественного созревания, а для того, чтобы на этом этапе нашистраны не разошлись необратимо далеко, необходимо сейчас основные усилия сосредоточитьна интеграции культурной, которая завязана на личных контактах и общей памяти.
Третье.Исходя из анализа мотивов, которыми руководствуются казахстанские эксперты изпредставленных целевых групп при отстаивании дальнейшего углубления интеграции,можно сделать парадоксальный вывод. Хотя постсоветское пространство остается«ментально интегрированным», этот факт никак не помогает, а в ряде случаев имешает реальной экономической и политической интеграции наших стран. Этопроисходит потому, что основой этой интегрированности является подспуднопризнаваемый всеми призыв «назад в СССР», который не имеет историческихперспектив в нынешних условиях. Другой же, настолько же ясной, узнаваемой ипривлекательной идеи никем из участников интеграционного процесса предложено небыло, и вряд ли будет предложено в обозримом будущем.
Четвертое.Что касается непосредственно возможностей и перспектив бизнеса в контекстеинтеграции, то все экспертное сообщество верит в то, что они значительные и современем будут только возрастать. Жестко прагматической позиции –индифферентной к интеграции – пока придерживаются немногие. Однако и эта частьэкспертов признают, что бизнесменов, кровно заинтересованных в интеграции (врамках четырех, трех и даже двух стран) количественно становится все больше,как в Казахстане, так и в России, соответственно качественно растут ихпритязания, что, по прогнозам экспертов, создает благоприятную среду длядавления на политическую власть своих стран уже в ближайшие сроки.
Пятое.В связи с вышесказанным, очень трудно определить пропагандистские приемы,которые учитывали бы сложившиеся в различных слоях общества стереотипы ожиданияот интеграционных процессов. В экспертной среде распространены, скорее,смутно-эмоциональные, чем рациональные ожидания от ускорения интеграции. Всфере конкретных бизнес-проектов, значительная часть экспертов советует нефорсировать события, поскольку без адекватной идеи все усилия бизнеса похожи наконвульсивные реакции обезглавленного тела. Идея же должна созреть и созреетона, по мнению многих опрошенных, именно в среде предпринимателей, занимающихсяреальным, конкретным делом, что затем найдет выражение вкультурно-пропагандистской сфере. Когда жизнь заставит решать задачу реанимациитехнического потенциала, многие вменяемые бизнесмены и политики убедятся, чторешить эту проблему можно только объединившись, (предварительно окончательноразмежевавшись с компрадорами, озабоченными исключительно вывозом капитала ибюрократами, озабоченными только собственным сохранением) тогда адекватнаяинтеграционная идея появится сама собой, без искусственной стимуляции.
Игорь Шестаков (Кыргызстан),политолог, главный редактор аналитического ресурса «Регион.kg»: повестка днявнешней стратегии России должна формироваться на основе реальных проектов,которые, прежде всего, касались бы таких сфер, как экономическое и культурно-гуманитарноесотрудничество.
На уровне общества они не должнывосприниматься только как информация о переговорах официальных лиц государств.Сейчас это сотрудничество пребывает в основном в официально-бюрократическихрамках в качестве компонента внешней политики. Но российские интеграционные проекты, в первую очередь должны бытьактуальны для бизнеса и гражданского сектора Кыргызстана и других центральноазиатскихгосударств.
Озвученные недавно Владимиром Путиныминициативы о российском участии в гидроэнергетических проектах в Кыргызстане, атакже реализации совместных проектов врамках Таможенного и Евразийского союзов могут стать тем интеграционныммеханизмом, который выведет взаимодействие в экономической сфере на реальныйуровень.
Станислав Притчин (Россия), научный сотрудник Центраизучения Центральной Азии и Кавказа Института востоковедения РАН: приоритеты для России в мире и на постсоветском пространствев частности не поменялись со времени распада СССР. Это обеспечение безопасностив самом широком смысле, создание окружения стран, с которыми складываютсядобрососедские, взаимовыгодные отношения. Другой вопрос, как должны бытьреализованы эти интересы.
Сприходом В.Путина к власти в 2000 году основной упор в сотрудничестве состранами постсоветского пространства был сделан на личных отношениях сруководителями республик, реализации крупных взаимовыгодных проектов, а такжепродвижении интеграционных объединений. Пока не наблюдается предпосылок к тому,что с возвращением В.Путина на должность президента поменяются приоритеты в егополитике.
Хотяпример с Узбекистаном показывает, что эта модель, если и работает, то не оченьэффективно. Ведь первый визит российского президента в новом статусе вЦентральную Азию был совершен в Ташкент, но это не способствовало улучшениюотношений, более того, после этогопоследовал фактический выход республики из ОДКБ. На встрече в МИДе с российскимипослами в зарубежных странах В.Путин говорил о необходимости использования«мягкой силы», то есть глава государства понимает необходимость поиска новыхподходов и механизмов, но какими они будут и самое главное будут лиэффективными, покажет время.
ДаниярКосназаров (Казахстан), исследователь Института изучения Центральной АзииУниверситета Цукуба (Япония): проблема российской политики вЦентральной Азии еще и в том, что любое утверждение или видение, котороепроизводится из бывшего центра, т.е. из Москвы всегда будет рассматриваться, какимеющее какой-то подвох, как скрывающее некие помыслы.
В то время как такая повышеннаячувствительность на руку Москве по причине того, что ей легче обратить на себявнимание, это, с другой стороны, должно подталкивать Москву к более осторожнойи взвешенной политике по отношению к Центральной Азии. Продолжая тему высокойчувствительности, можно сказать, что будущая смена политических элит ипоколений в странах Центральной Азии может привести к тому, что степеньосязания может измениться, став или еще более высокой, или низкой.
С учетом специфики действующихполитических элит Центральной Азии можно наверное утверждать, что степень ихблизости с Россией следует охарактеризовать как довольно высокую, несмотря навсевозможные конфликты интересов. Также стоит включать в счет высокуюперсонифицированность нынешних режимов и степень влияния личных отношенийлидеров стран на внешнюю политику.
Сергей Абашин (Россия), доктор исторических наук, ведущийнаучный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН, старший научныйсотрудник Института востоковедения РАН: Данияр, замечу к сказанному, что когдамы говорим о «Центральной Азии» в целом, то мы опять же запускаем механизмыконструирования такого рода образов со всеми вытекающими из этого упрощениями.Мне кажется, одна из ошибок как раз и заключается в том, что мыплохо/недостаточно различаем разные контексты на том пространстве, котороеназываем «Центральной Азией». Более того в своем анализе мы исходим из опять жекритикуемого в академической среде методологического национализма, когдарассматриваем процессы и интересы исключительно с точки зрения «стран» (или ещехуже «этносов»), не принимая во внимание более сложную палитру отношений ивзаимосвязей (в том числе и в России).
ДаниярКосназаров (Казахстан), исследователь Института изучения Центральной АзииУниверситета Цукуба (Япония): эта противоречивость меня удручает неменьше, чем вас, уважаемый Сергей. На мой взгляд, внешняя политикапостсоветской России по Центральной Азии формировалась под натиском двухвзаимодополняющих, но на первый взгляд противоречащих друг другу мировоззрений/идей: переходного периода («транзит») и «Большой игры».
1. «Транзит». Тогда как на начальномэтапе формирования Центральной Азии регион преимущественно рассматривался черезпризму транзита – грубо говоря, перехода к рыночной экономике и демократии,становления наций-государств, аналогичная перспектива старалась объяснять ипроцессы, происходившие в России.
Транзит предполагал активацию процессасоциализации и вступление новых политических образований в международноесообщество. Следовательно транзит подразумевал внедрение новых зон вкапиталистическую мир-систему, как заметил бы знаменитый историк Валлерстайн.Сам процесс социализации, по своей сути, означал следование и подчинение нормами правилам, которые диктовались западными государствами и международнымиорганизациями. Конечно же, важным аспектом является то, как нормы и правилабыли оценены «принимающей стороной» и как это отражалось на политике государствЦентральной Азии. Добавлю, что социализация не оказалась линейным идетерминированным процессом, как предполагал Запад.
Отклонения от заданного пути привели ктому, что многие ученые начали называть транзит делом, подошедшим к своемуконцу, но не логическому завершению. Следовательно, процесс интернационализациинорм и правил не может быть охарактеризован как «успешный»: если рассматриватьс точки зрения западных государств, так как начальные ожидания Запада неоправдались. Но вместе с тем, определенные нормы все-таки вжились (в первуюочередь позиционирование себя как «нация-государство» странами региона и РФ,если не судить о качестве и определенной проблематичности).
Добавлю, что несмотря на частую одностороннююкритику Западом России и стран Центральной Азии, они не осознают того факта,что то, чем сейчас являются эти страны, во-многом является продуктом упомянутойсоциализации и «инкорпорации». А значит, любая критика Запада должна бытьнаправлена и на себя самого в том числе. Вместе с тем, данное замечание в адресзападных государств не подразумевает некую легитимацию существовавших или существующихпрактик для России и Центральной Азии.
В данном русле было бы важным обратитьвнимание на то, как транзит повлиял на отношения России и Центральной Азии.Структурная реконфигурация и реформатирование в рамках транзита – основнойобъединяющий и в тоже время разъединяющий фактор в отношениях между упомянутымисторонами. Переоформление политических и экономических систем, приведшее впоследствии к высокой персонифицированности режимов и даже к революциям вКыргызстане, стал важным сближающим фактором с точки зрения неудавшегосяполностью транзита.
Этот фактор весьма значим для лидеровцентральноазиатских государств, для которых поддержка Запада не стала чем-тообеспеченным на века. Помимо этого, Россия близка именно тем, что отношения сЗападом помимо прагматизма, определяются с точки зрения вжившегося «клейма». А «заклеймены»Россия и Центральная Азия как «не до конца развитые» или как «слабые» или«неудавшиеся» государства. Признание за собой таких «пороков» и возникновениекомплекса неполноценности имеет важное идеологическое значение для стран ЦентральнойАзии, когда Запад и Россия строго рассматриваются как противоположные полюса.Замечу, что картинка мировой и региональной политики максимально тем самымупрощается, позволяя «Большой игре» процветать.
Примечательно также, что отношенияРоссии со странами Центральной Азии тоже могут рассматриваться в рамках ееотношений с Западом. Желание контролировать важные центральноазиатские потокиэнергоресурсов важны для Москвы с точки зрения повышения убедительности своих«карт» перед западными государствами. Поддержка, оказанная Москвой Ташкенту вовремя «андижанских событий» вероятнее объяснить опираясь именно на предложенноевидение, понятно, что помимо других факторов. Возможно можно будет рассмотретьи ШОС с использованием данного видения. Хотя, отношения с Китаем требуютотдельного анализа.
Следует добавить, что Россия, несмотряна наличие «великодержавных настроений», которые, по своей сущности, весьмаадаптивны к различным условиям, пытается реагировать на процессы в ЦентральнойАзии как типичная «нация-государство», для которой собственные интересы важны впервую очередь. Возможно именно этот момент перечит тому «великодержавию»,который проявлялся в период советской эпохи.
Несмотря на то, что каждая изсоответствующих стран прошла свой уникальный путь развития с учетом специфики,элито-центричность режимов является системообразующим фактором ныне действующихгосударств. Любые межгосударственные проекты и соглашения имеют значение лишьтогда, когда они усиливают позиции действующих политических элит.
Идея «Евразийского Союза» подтверждаетданное наблюдение – важно понимать как данный проект помогает лидерам России,Беларуси и Казахстана заручиться поддержкой и нужным инструментарием дляпродления жизни собственных режимов. Приостановление членства Узбекистана вОДКБ, наряду с прошлыми подобными решениями должно наверное рассматриваться саналогичной перспективы. Но в этом плане, гипотетически, ни одна из сторон неявляет собой полный гарант для другой стороны. Любое «форс-мажорноеобстоятельство» может смешать все карты. Исходя из этого, никто не долженудивляться такому поведению того же Узбекистана. Этот аспект отношений приводитнас к понятию «Большой игры».
2. «Большая игра». «Большая игра»,которая в своей оригинальной версии пыталась описать борьбу между имперскимиРоссией и Британией в период 19-ого и начала 20-ого веков, после распада СССР ивозникновения Центральной Азии была заново взята на вооружение многими ученымии политиками. Нехватка достоверной информации и отсутствие ясной картины изнания в отношении региона явились одними из важных факторов для столь бурнойпопуляризации «Большой игры».
Тогда как «транзит» по содержаниюпредполагал структурирование «внутренностей» государств Центральной Азии, «Большаяигра» больше направлена на внешние перипетии этих стран. Она базируется наподчеркивании идеи «структурированной анархии» международной политическойсистемы. Согласно этому, данное понятие, представляя определенное поле дляманевра лидерам стран Центральной Азии, все же конечным центром принятиярешений видит «мировые державы», в том числе и Россию. Но самое главное,«структурированная анархия» подразумевает, что мир является анархичным для«мировых держав», но не для таких «маленьких» стран, как государства региона. Азначит, мир является иерархичным для «маленьких» стран, но не для «мировыхдержав». Помимо этого, «Большая игра», в противоположность идеи транзита, нестоль чутка к вопросам демократизации, соблюдения прав человека.
Рассмотрим отношения России сЦентральной Азией с точки зрения «Большой игры». Использование этой идеипозволяло Москве «находиться» в Центральной Азии и конкурировать с другимидержавами за ресурсы, влияние и подчинение. Кстати, вот почему настолькопопулярна классическая геополитика в России, когда дело касается объясненияпроцессов в Центральной Азии. Аналогичной является ситуация и для самиханалитиков и экспертов Центральной Азии. Наряду с этим, можно сказать, чтоконвенциональное геополитическое видение на основе идей Маккиндера и другихтеоретиков не исчерпала себя полностью и на Западе. Но не об этом собственноречь.
Более того, Россия не смогла избежатьрассмотрение региона через призму противостояния с Западом. Например, несмотряна изначальную поддержку В.Путина афганской операции США и сил НАТО,партнерство не оправдало себя и привело к усилению конфронтационной риторикимежду «полюсами». Ситуация в Центральной Азии и вокруг нее, оцененная черезпризму «Большой игры», как будто свидетельствует в пользу того, что «холоднаявойна» не закончена и теперь продолжается в центральноазиатском регионе,несмотря на наличие многих других «игроков». В этом и проблема России: онавидит Центральную Азию через эту призму.
Но суть вопроса и в том, что сами лидерыстран Центральной Азии также прибегают к такому видению, которое позволяетотбросить вопрос неудавшегося «транзита» еще сильнее назад и сфокусироватьвнимание на торге. Такое можно сказать о США, которые после известных событий2001 года понизили уровень критики процессов демократизации в государствахЦентральной Азии.
И если линейная логика «транзита» не всилах объяснить отклонений в реформах и социализации, то «Большая игра» сакцентированием внимания на внешнем влиянии и внешних аспектах, должна привестисторонников этой идеи к признанию того, что их видение Центральной Азии вкакой-то мере является важным отражением изменений, которые произошли внутрирегиона.
И тогда как «транзит», несмотря навыдвижение «государства-нации» как компетентного агента, способного притворитьреформы в пользу рыночной экономики и демократии, по своей сути, был противгосударственных границ или каких-либо других госограничителей, то «Большая игра»преимущественно является государство-центричным видением.
Так как она не только «натурализует»противоборство и гегемонию «мировых держав», рассматриваемых как государства (сточки зрения теории реализма), но еще позиционирует сами центральноазиатскиегосударства в качестве «биллиардных шаров», ударяющихся друг от друга иконкурирующих между собой за «место под солнцем» или за право называтьсялидером региона, подставляя и недоверяя друг другу.
Возможно Россия, отталкиваясь от этихмоментов, должна пересмотреть собственное видение касательно своей политики вЦентральной Азии.
Владимир Парамонов: спасибо дорогие коллеги. Как мне представляется, рекомендации, изложенные вданной части дискуссии и поддержанные практически всеми экспертами, сводятся кследующему: России необходимо более глубоко/концептуально понимать (и,следовательно, изучать) постсоветское пространство, более внимательно прислушиватьсякак к своим экспертам, так и экспертам из постсоветского пространства, в целом бытьболее осторожной и внимательной при выборе инструментов внешней политики, гдеприоритетное внимание следует уделять «мягкой силе», а также взаимодействию всферах экономики и культурно-гуманитарногосотрудничества.
Виртуальный экспертный форум «СоветыВладимиру Путину». Часть 18.
Примечание: материал подготовлен в рамках совместного проекта с интернет-журналом «ВремяВостока» (Кыргызстан), http://www.easttime.ru/ при информационной поддержке ИА«Регнум» (Россия) и Информационно-аналитического центра МГУ (Россия).
