По первой позиции все очевидно: необходима четкая артикуляция идеологии проекта, необходимо ясное определение общего поля ценностных ориентиров, экономический прагматизм это хорошо, но необходимы дополнительные цементирующие элементы, которые в сложный период адаптации МСБ к новым правилам игры могу объяснить населению - почему и ради чего надо терпеть.
Выступление генерального директора ИАЦ - Алексея Власова на круглом столе в Берлине. 15.06.2012
Уважаемые коллеги, применительно к России, Казахстану, евразийскому проекту и вопросу о необходимости создания внятной интеграционной идеологии, я бы хотел сформулировать три вопроса: « зачем все это надо, почему все так сложно и кто во всем этом виноват» ?
Сразу оговорюсь, чтобы избежать критики со стороны казахстанских коллег - я буду часто употреблять слово идеология, но не воспринимайте его в старо-советском смысле. В данном случае, идеология, это общие смыслы, ориентиры, общие ценности, которые должны объединять русских, казахов, белорусов.
Поэтому по первой позиции все очевидно: необходима четкая артикуляция идеологии проекта, ясное определение общего поля ценностных ориентиров для трех стран ТС и ЕЭП, поскольку экономический прагматизм это хорошо, но наши общества нуждаются в дополнительных цементирующих элементах, которые в сложный период адаптации к новым экономическим "правилам игры" могут сформировать у населения наших государств внятный ответ на непростой вопрос - почему и ради чего надо терпеть неизбежные издержки первого этапа интеграции.
А пока получается почти «по Фрейду» - интеграция, это - не возрождение СССР, не новая империя, не принижение суверенитета... Отлично, а что в плюсе? С тем, «что не» мы вроде определились.. Но понятие евразийского дома должно обрести более конкретную форму, более ясный смысл - что мы в конце концов строим?
Теперь, к проблеме - почему все так сложно? Сложность в том, что ни в РК еще не завершено формирование национального проекта, а в России происходит попытка его модернизационного обновления, и ценностные "евразийские ориентиры" в Москве и Астане вырабатываются на стыке советского и национального, традиций и новаций.
Кстати, сходная ситуация и в странах Восточной Европы, где многие процессы на стыке национального и общеевропейского принимают более жесткую форму - рост национализма, ксенофобии, желания разделить общество по принципу «свой-чужой». В конечном счете получается, что темпы перемен опережают способность населения адаптироваться к меняющимся условиям и если общество лишено духовного единства, если отсутствует четкая и ясная мотивация к взаимному сближению в рамках интеграционного проекта, то риски для системы существенно возрастают.
Кто виноват? Как всегда причина - объективные обстоятельства - темп перемен быстрее, чем общественная реакция на него. Кроме того, формирование новой идеологии идет у нас преимущественно сверху вниз, а не наоборот - евразийский проект все еще не превратился в общественный проект. Слишком велика зависимость от конкретных фигур, слишком плохо мы знаем друг друга, особенно то поколение, которое родилось после распада СССР
И это очень важное обстоятельство, поскольку в нынешних условиях без четкого понимания страновой специфики, мы едва ли сможем серьезно продвинуться в нашем стремлении через интеграцию выйти на траекторию стабильного и устойчивого развития. Идеальные модели уже не работают в ситуации, когда и в мировой политике и в глобальной экономике мы видим тенденции хаотизации отношений между ведущими акторами.
Рынки падают, отношение мировых валют друг к другу меняются вне какой-либо экономической логике, инвесторы фиксируют отсутствие «тихих гаваней» для вложения средств, прежде всего, потому что исчезли четкие и ясные правила игры, на основе которых можно было бы делать прогнозы, хотя бы даже на краткосрочную перспективу. И то же самое происходит в современной геополитике. Мы становимся свидетелями перехода от моноцентричной к полицентричной системе принятия важнейших решений. Позавчера тон задавала G8, сегодня ситуация пытается взять под контроль формат G20, Нурсултан Назарбаев говорит о формате G-Global.
Но принцип, по сути, тот же самый – нет доверия друг к другу, формируются новые психологические барьеры, и нынешняя эпоха – это время двойных стандартов, о чем наиболее ярко свидетельствует «косовский прецедент».
Поэтому вопрос о взаимном отношении европейского и евразийского проектов очень сложно рассматривать вне контекста глубочайшего кризиса ценностных ориентиров, в котором пребывает мировой политический класс и мировая бизнес-элита.
Неслучайно, что все чаще политики, которые после распада СССР призывали к прагматизму и деидеологизации теперь говорят о необходимости возрождения духовных начал, поиске ценностных ориентиров для новых интеграционных проектов. Неслучайно, и то, что в Европе общие понятия - свобода, демократия, солидарность, права частного лица, мир и благосостояние, свобода слова, свобода собраний и свобода совести, многими ставятся под сомнение. Поле для дискуссии снова открыто, но политические элиты не спешат модерировать широкое общественное обсуждение, предпочитая говорить об духовности в отвлеченном, а не практическом ключе.
И если отбросить словесную мишуру, то получается, что от Лиссабона до Урала элиты озабочены одной общей проблемой, а именно: в условиях, когда экономика «пробуксовывает», идея высоких стандартов качества жизни уже не в состоянии играть функцию главного ориентира или же еще не набрала в рамках новой интеграционной идеи необходимые обороты, нужен новый «цементирующий состав», способный удержать систему в равновесии.
Еще раз подчеркну - таким элементом могут стать только четко сформулированные ценностные ориентиры, в которых, прежде всего, на мой взгляд, нуждается евразийский интеграционный проект.
Причем, эта идеология интеграции не может быть исключительно «проектом элит», ориентированным на некие идеальные представления о ценностях евразийского союза. У нас сейчас есть уникальная возможность в формате трех государств решить задачу, которую не сумели выполнить за 20 лет независимости наши национальные элиты – попытаться привлечь к выработке ценностных ориентиров евразийской интеграции гражданской общество.
Ибо только в таком случае мы сможем уйти от не самых сильных решений, когда в качестве национальной идеологии объявляются некие госпрограммы или эклектичные конструкции вроде Либеральной империи или суверенной демократии.
Именно роль российского интеллектуального сообщества в этом процессе может стать определяющей. Это одна сторона медали. И другая, – через обретение внятной идеологии евразийского проекта мы сможем выстроить тот самый геополитический мост в неконфликтной форме с «Большим европейским проектом».
Задача состоит в том, чтобы «зафиксировать» позитивные ценностные ориентиры, придать им законченную форму, обеспечить преемственность в восприятии, от старшего поколения к младшим. Что особенно актуально для России, где в какой-то момент произошел разрыв этой преемственности.
Сейчас модно использовать термин «геополитический мост». Так вот, я полагаю, что в смысле взаимодействия идеологий, ценностных ориентиров, именно Россия может выполнить функция взаимообогащения идеологий евразийского и европейского проекта. Не только экономика, не только общие модели безопасности, но и артикуляция общей системы взглядов на современный мир и перспективы развития могут стать тем соединительным узлом, который эффективнее, чем снятие визовых ограничений позволит сказать - это наш общий дом. Поскольку общий дом, это не только понятие пространственное, но и единые нормы «общежития», готовность воспринимать своих соседей как равных.
Экономическая интеграция должна сопровождаться широким гуманитарным диалогом. В противном случае мы будем неизбежно отдаляться друг от друга. Именно это обстоятельство нужно ясно понимать нашим элитам, если они действительно стремятся к взаимной интеграции.
