Наверное, сегодня в международной политике трудно найти более актуальную проблему, чем двусторонние ирано-израильские отношения. Возможность военного столкновения с участием этих двух государств интенсивно обсуждают политики и эксперты. Называются даже даты возможного начала вооруженного противоборства. Насколько эскалация напряженности между Тегераном и Тель-Авивом может повлиять на ситуацию на Южном Кавказе? И насколько кавказский регион вообще важен для внешней политики Еврейского государства? Этот сюжет известен намного меньше, чем иранские интересы на постсоветском пространстве.
22 марта 2012 | Сергей Маркедонов
Наверное, сегодня в международной политике трудно найти более актуальную проблему, чем двусторонние ирано-израильские отношения. Возможность военного столкновения с участием этих двух государств интенсивно обсуждают политики и эксперты. Называются даже даты возможного начала вооруженного противоборства. Насколько эскалация напряженности между Тегераном и Тель-Авивом может повлиять на ситуацию на Южном Кавказе? И насколько кавказский регион вообще важен для внешней политики Еврейского государства? Этот сюжет известен намного меньше, чем иранские интересы на постсоветском пространстве.
Кавказский регион долгие годы не относился к числу приоритетов внешней политики государства Израиль. Так было и до 1991 года (когда проблемы Кавказа рассматривались лишь в общем контексте политического развития СССР), и после распада Советского союза. Внешнеполитическая деятельность Израиля базировалась на таких «китах», как стратегическое союзничество с США и Турцией (включавшее, не в последнюю очередь вопросы обороны, безопасности и дипломатии), а также экономическое партнерство с объединенной Европой (которая была намного более критична по отношению к жесткой силовой политике Еврейского государства, выживающего в арабском окружении). После того, как Израилю удалось преодолеть блокаду арабского мира (мирный договор между странами был заключен 26 марта 1979 года) и установить дипломатические отношения с крупнейшим его представителем Египтом к перечисленным выше приоритетам добавилась и израильско-египетская кооперация, всячески пестуемая Вашингтоном.
Однако в последние несколько лет ситуация поменялась, и Южный Кавказ (вместе с Центральной Азией) попали в фокус внимания израильской внешней политики. Достаточно сказать, что в 2008-2009 гг. в структуре МИД Израиля появились профильные подразделения, ответственные за кавказский и среднеазиатский регион. Говоря о кавказских приоритетах Израиля, надо в первую очередь держать в уме Иран. В особенности после «второй ливанской кампании» 2006 года. До этого времени Еврейское государство ни разу не терпело чувствительных военных поражений. «Второй Ливан» стал не только проигрышем Израиля в «посреднической войне» (которую Иран провел с помощью движения «Хизбалла», поддерживаемого Тегераном). Он открыл новые претензии и возможности для Исламской Республики. Традиционно Иран позиционировал себя, как выразителя воли и политического покровителя шиитской части исламского мира. После 2006 года Исламская Республика последовательно предлагает себя в качестве альтернативного центра гравитации для всех мусульман, вне зависимости от их конфессиональной принадлежности. Примером чему стали контакты Тегерана с палестинским движением ХАМАС, которое в отличие от «Хизбаллы» является не шиитским, а суннитским. В этой связи Израиль рассматривает страны Южного Кавказа, как потенциальных союзников в деле сдерживания Ирана (который рассматривается Еврейским государством в качестве главного стратегического вызова безопасности). Некоторые израильские политологи используют такую метафору, как «окружение Ирана» с помощью союзов и партнерства с соседними государствами. Отсюда пристальное внимание Еврейского государства к Азербайджану, у которого в течение долгих лет были крайне сложные и противоречивые отношения с Ираном. И сегодня ирано-азербайджанские двусторонние отношения переживают очередной кризис, вызванный недавним «шпионским скандалом».
Израиль признает территориальную целостность Азербайджана. Помимо этого он ежегодно закупает азербайджанскую нефть, составляющую пятую часть потребности этой страны, а в целом товарооборот между странами достигает 4 млрд. долларов. В эту сумму входят, между прочим, и военные поставки. В ходе первого визита израильского президента Шимона Переса в Баку в 2009 в составе делегации был и директор израильской компании «Aeronautics» Ави Леуми, корпорация которого является мировым лидером в сфере изготовления и продаж военных беспилотных самолетов. В нынешнем году Израиль намерен начать импорт азербайджанского газа. Для Израиля это крайне важно после недавних событий в Египте, где тема пересмотра условий поставок египетского природного газа в Еврейское государство стала широко обсуждаться. Все это вызывает жесткое неприятие в Исламской республике, для которой проникновение нерегиональных игроков на Кавказ рассматривается, как опасный геополитический вызов. По словам профессора Технологического университета Шариф в Тегеране Сейеда Джавада Мири, «Иран абсолютно убежден, что проблемы Кавказа могут быть решены только самими странами региона, а присутствие нерегиональных игроков, таких, как Великобритания, Китай, США или Израиль только ухудшает ситуацию».
Однако израильско-азербайджанское партнерство, которым обе стороны сильно дорожат, не стоит сильно преувеличивать. У него есть определенные ограничения, как внутриполитические, так и внешние. Во-первых, руководство прикаспийской республики не может попросту игнорировать недовольство сближением с Израилем, которое существует в самом обществе азербайджанском обществе. Между тем на оппозиционных митингах в Азербайджане тема «измены мусульманскому миру» присутствует. Нельзя не учитывать и растущей исламизации страны, как следствия разочарования и в Западе, и в России. Во-вторых, у официального Баку параллельно отношениям с Израилем развиваются контакты с руководством Палестинской автономии. Официальный Баку поддерживает создание государства Палестина со столицей в Восточном Иерусалиме. Так в ходе прошлогоднего визита в Баку Махмуда Аббаса, лидера Палестинской автономии президент Азербайджана Ильхам Алиев заявил: «Во время всех обсуждений в организации «Исламская конференция», в рамках Организации Объединенных Наций Азербайджан находится рядом с Палестиной, и так будет и дальше». В-третьих, Баку не может не учитывать общую эволюцию внешнеполитического курса Турецкой Республики.
По справедливому замечанию ереванского аналитика Артака Григоряна, «долгое время Турция была для Израиля той моделью сотрудничества, которая могла быть между Еврейским государством и светскими, мусульманскими государствами в противовес радикальным исламским странам, в частности, Ирану. Эта модель сотрудничества устраивала также Запад и все международное сообщество». Но после инцидента, произошедшего с так называемой «Флотилией свободы» в ночь с 30 на 31 мая 2010 года у берегов сектора Газа, отношения Анкары и Тель-Авива радикально ухудшились. С этого момента, отношения Турции и Израиля можно расценивать, как «холодный мир». И это положение активизировало дискуссию внутри израильского общества и политического класса по поводу возможного признания геноцида армян в 1915 году. Конечно, это вовсе не означает политической победы «армянофилов» (которые, хотя и в небольшом количестве присутствовали в парламенте Израиля). Однако факт, что среди сегодняшних депутатов израильского Кнессета глава фракции парламентского большинства Зеэв Элькин поддерживает идею признания геноцида армян, говорит о многом.
Важную роль в позиционировании Израиля на Южном Кавказе играют и стратегические отношения между Еврейским государством и США. Так до августовской войны 2008 года Тель-Авив особенно не скрывал своего военно-политического сотрудничества с Грузией, объясняя этот факт не только экономической выгодой, но и реакцией на кооперацию между Россией с одной стороны, Сирией и движением ХАМАС с другой. Накануне «пятидневной войны» весной 2008 года широко обсуждалась «самолетная тема» (полеты израильских беспилотных аппаратов, поставленных на вооружение грузинской армии Израилем). Помимо военных поставок Израиль сыграл наряду с США свою роль и в обучении грузинских военных. Однако после 2008 года многое изменилось. Летом прошлого года глава израильского МИД Авигдор Либерман относительно перспектив израильско-грузинского военного сотрудничества заявил: «С учетом чувствительности ситуации на Ближнем Востоке и на Кавказе военное сотрудничество не стоит на повестке двусторонних отношений». Началась определенная «перезагрузка» российско-израильских отношений (так израильский премьер-министр Беньямин Нетаньяху за время пребывания у власти уже несколько раз побывал в России). Этому процессу способствовало и растущее влияние русскоязычного сегмента израильской политики, и «арабская весна 2011 года», чреватая ростом региональной нестабильности и укреплением позиций радикальных исламистов, что объективно сближает позиции Москвы и Тель-Авива. По справедливому замечанию эксперта фонда «Наследие» Ариэля Коэна, «Москва не желает повторения ливийского сценария в Сирии, не хочет, чтобы покровитель режима Асада, Иран, потерял важного союзника, и видит угрозу создания суннитского, консервативного салафитского фронта на Ближнем Востоке во главе с Саудовской Аравией. (Кстати, в этом ее анализ совпадает с израильскими оценками)». В вопросах же северокавказской политики Москвы Израиль традиционно проявлял «понимание» российской мотивации.
Таким образом, новый статус-кво, складывающийся и на Южном Кавказе, и на Ближнем Востоке способствует формированию и реализации нестандартных схем и решений, в которых влияние ближневосточной тематики на кавказскую становится намного большим. Думается, что в скором времени мы увидим много оригинальных ходов, которые еще год-два назад считались бы невероятными.
