Чего хотят арабы? - М.Моаддель, профессор социологии

Самосожжение год назад тунисского уличного торговца Буазизи спровоцировало волну народных протестов, которая распространилась по всему арабскому миру и вынудила уйти в отставку диктаторов Египта, Ливии и Йемена. Теперь, кажется, и сирийский президент Башар Асад находится в конце своего правления.

"Арабская весна" привела к существенному изменению ценностей населения, касающихся национальной идентификации.

КАИР. Самосожжение год назад тунисского уличного торговца Буазизи спровоцировало волну народных протестов, которая распространилась по всему арабскому миру и вынудила уйти в отставку диктаторов Египта, Ливии и Йемена. Теперь, кажется, и сирийский президент Башар Асад находится в конце своего правления.

Вместе данные движения за перемены стали известны как "арабская весна". Но какие ценности движут данными переменами, и каких именно перемен хотят их сторонники? Серия опросов, проведенная в арабском мире этим летом, выявила некоторые существенные изменения общественного мнения.

По результатам опросов 84% египтян и 66% ливанцев считают целью "арабской весны" установление демократии и экономического процветания. В обеих странах лишь около 9% считают, что целью данных движений было установление исламского правительства.

В Египте, Ираке и Саудовской Аравии, по которым имеются данные о тенденциях, "арабская весна" привела к существенному изменению ценностей населения, касающихся национальной идентификации. В 2001 г. только 8% египтян сказали, что считают себя, прежде всего, египтянами, в то время как 81% считали себя мусульманами. В 2007 г. результаты были примерно такими же.

Однако сразу после "арабской весны" данные показатели резко изменились: египтянами себя назвали 50%, т.е. на 2% больше тех, кто назвал себя мусульманами. Среди иракцев первичная самоидентификация в национальном плане подскочила с 23% опрашиваемых в 2004 г. до 57% в 2011 г. Среди саудовцев данное число подскочило с 17% в 2003 г. до 46% в 2011 г., в то время как доля тех, кто заявлял о своей первичной мусульманской идентификации упала с 75% до 44%.

Также произошло смещение в сторону светской политики и ослабления поддержки шариата (исламского религиозного права). Среди иракцев процент согласившихся с тем, что Ирак стал бы лучше, если бы религия была отделена от политики, увеличился с 50% в 2004 г. почти до 70% в 2011 г. Подобные данные по Египту и Саудовской Аравии отсутствуют, но в обеих странах наблюдается снижение поддержки шариата. В Египте число тех, кто считает "очень важным" для правительства применять законы шариата, снизилось с 48% в 2001 г. до 28% в 2011 г. Среди саудовцев данный показатель снизился с 69% в 2003 г. до 31% в 2011 г.

Наконец, анализ национально представительной выборки 3500 взрослых египетских граждан, сообщивших о своем участии в движении против Мубарака, показал, что участники чаще всего являлись молодыми холостыми мужчинами более высокого социально-экономического положения, пользователями интернета, читателями газет, горожанами и сторонниками современных ценностей и свободы воли. Они не возражали, чтобы их соседями оказались американцы, британцы или французы. Религиозность не предсказывала участие, в то время как религиозная нетерпимость снижала вероятность участия.

Кажется, что данные цифры противоречат результатам недавних парламентских выборов в Египте, на которых "Братья мусульмане" и салафиты-фундаменталисты вместе набрали 65% голосов избирателей. По-прежнему верно то, что религия является важным фактором для египетских избирателей, т.к. 66% опрошенных "полностью согласны" или "согласны" с тем, что лучше, чтобы государственные должности занимали люди с сильной религиозной верой, и т.к. 57% считают применение правительством законов шариата "очень важным" или "важным". Тем не менее, национализм перекрывает религиозность. Целых 78% согласились с тем, что было бы лучше, если бы государственные должности занимало больше людей с сильной приверженностью национальным интересам, чем людей с твердыми религиозными взглядами.

Как же тогда объяснить несоответствие между данными опроса и результатами выборов в Египте? Во-первых, фундаменталисты извлекли пользу из многих лет политической организации и активизма, и поэтому смогли лучше мобилизовать своих сторонников, в то время как либералам, возглавлявшим восстание против бывшего режима, не хватило общенациональной организации и времени для перевода приобретенного ими политического капитала в голоса избирателей.

Во-вторых, приоритеты либералов оказались несвоевременными. Вместо того чтобы рекламировать свой план действий египтянам, они сосредоточились не на том противнике, потратив бесценное время на протесты против армии.

Наконец, итоги выборов не так плохи, как может показаться. Либерализм десятилетиями подвергался непрерывным атакам со стороны религиозных экстремистов и религиозных учреждений, и либеральные организации подавлялись деспотическим режимом. Если бы режим Мубарака пал под знаменами политического ислама, мусульманские фундаменталисты оказались бы в гораздо более выгодном положении для заявления более эксклюзивных прав на достижения революции и на страну.

Но ведь именно либералы освободили Египет от авторитаризма. Это, в свою очередь, придало либерализму легитимность и вызвало сильное чувство национального самосознания среди египтян. В результате, поддержка шариата ослабла, а национальная самоидентификация резко усилилась. В той степени, в которой политические обсуждения будут сосредоточены на национальном восстановлении и на свободе, исламским фундаменталистам, как в Египте, так и в других странах, придется вести чрезвычайно тяжелую битву.

Мансур Моаддель – профессор социологии в Университете Восточного Мичигана, участвовал в качестве главного исследователя в нескольких международных опросах общественного мнения, проводившихся в странах Ближнего Востока в период с 2001 по 2011 годы.

Источник - Project Syndicate