Инициаторы не требуют, а просят. Это позднесоветский жанр открытых писем, он хорошо освоен писателями, но он не связан с волей народа. Наоборот, все, что могло бы стать сердцевиной настоящей политической программы, настоящим ветром в наших опавших парусах, все выносится в область прошений к падишаху. Но любой шаг власти должен быть мотивирован выбором народа. И к народу нужно апеллировать, не к президенту, депутатам или юристам. С этой точки зрения правильнее было бы инициировать референдум, да много вариантов здесь просматривалось бы. Но только не челобитные.
«Будем воевать за двуязычие»
-Вы часто говорили, что наша политическая активность ориентирована на второстепенные темы - частности, скандалы, домыслы и фамилии. Что нет разговора о ценностях. Довольны ли вы тенденциями сегодняшнего дня? На повестке дня государственный язык, государственная безопасность в религиозной сфере, открывающиеся перспективы, связанные с Таможенным союзом. Это позитивные перемены? Или опять имитация действительности?
-Меня радует, что активность связана с историческими темами для нации, ане с умозрительными рассуждениями о том, кого в какое кресло пересадят ив чем будет конкретика нового президентского выступления. Когда вместо политологов появляются политики, это уже хорошо, начинаешь верить, что скоро вместо антропологов появятся люди. У нас начали думать и говорить за себя, а не за президента - хорошее начало. Согласен, что вы назвали три действительно существенных темы. Государственный язык, государственная политика в области религии, внешнеполитические амбиции -это три темы, которые мы в Экспертном центре Национальной стратегии активно развивали в последнее время. То, что сейчас они на национальной повестке дня - подтверждение тому, что мы изначально были правы. Мы вычислили вектор национального развития, который сейчас осуществляется на практике.
- Программа казахских националистов, заявленная в недавнем обращении с инициативами по изменению конституции,практически совпадает с Вашими выступлениями, не так ли?
- В области ценностей - да. В области жанра - не обязательно.
- Почему Вас нет в таком случае в числе подписантов? Вы не разделяете радикальность высказанных требований?
-Никакой радикальности в высказанных требованиях нет. Это откровенная и честная позиция тех, кто хочет видеть Казахстан национальным государством, таким же, как другие нормальные государства. Но есть как минимум две позиции, лично для меня значимые, по которым я не вижу себя вэтом движении.
Во-первых, подписанты пишут прошение. Они просят президента, власть, совершить определенные реформы. Они не говорят - вот наши цели и требования, мы выходим к народу, мы создаем партию, побеждаем на выборах, меняем конституцию. Выбран путь заведомо не политический, а значит, все эти действительно значимые для людей ценности, которые заставляют их действовать, сопереживать, выходить на улицы, все они останутся уделом камерных интриг.
Инициаторыне требуют, а просят. Это позднесоветский жанр открытых писем, он хорошо освоен писателями, но он не связан с волей народа. Наоборот, все,что могло бы стать сердцевиной настоящей политической программы, настоящим ветром в наших опавших парусах, все выносится в область прошений к падишаху. Но любой шаг власти должен быть мотивирован выборомнарода. И к народу нужно апеллировать, не к президенту, депутатам или юристам. С этой точки зрения правильнее было бы инициировать референдум,да много вариантов здесь просматривалось бы. Но только не челобитные.
Во-вторых,здесь снова видно, как националистам комфортно отсиживаться в исторических мышеловках. Никогда не приобретет задорной и молодой активности движение, требующее что-то запрещать, пресекать, убирать и недавать. Охранительство совершенно не креативно, оно не имеет шансов, оно охватывает определенный социальный слой - и не больше, оно не умеет убеждать. Все это унылые песни тех, кого сбросило Время, а не тех, кто готов и хочет его оседлать.
Настоящее движение вообще принципиально не «против». Его спектр требований - это смелое «за». Все идеи должны быть сформулированы позитивно. Что касается двуязычия - это повод именно открыто и позитивно заявить, что мы не хотим примитива, не хотим во имя охранительских химер лишать себя неказахской культуры. Мы можем использовать положительный заряд двуязычия, о котором почему-то предпочитают не говорить.
- Что Вы имеете в виду под положительным зарядом?
-То, что мы воюем не с русским языком, не с обучением иностранным языкам. Двуязычие - это наш тезис, и мы по праву берем его себе. Казахские националисты превосходно владеют русским языком. Что касается программы двуязычия, казахи свою половину дела освоили. Мы владеем русским. И теперь дело за неказахской частью населения. Теперь она должна освоить казахский ровно в той мере, в которой мы свободны в русском. Это честно, это справедливо. И не в конституциях дело, не в запретах. Мы просто должны быть честны в нашей стране друг с другом. Честно сказать - уважаемые наши оппоненты, будьте последовательны. Иначе, выходит, не двуязычие вы защищаете, не национальную культуру и негражданские права. Вы защищаете спесь, лень, мракобесие, нежелание учиться, нежелание что-то делать. Динамичная роль национальных меньшинств - для любой страны это хорошее дело. Развивайте свои национальные культуры до таких высот, что и вашим вчерашним соотечественникам не снилось. Но если вы динамичны, интеллектуальны - выучите казахский, докажите свои возможности, скажите на нем то, что вы имеете сказать. Иначе, повторяю, вы защищаете только одно и навсегда одно - свое нежелание развиваться. И не надо примазываться к двуязычию, двуязычие - чисто казахское достояние.
Так что я уверен - любую проблему, в том числе и эту, необходимо решать в позитивном, наступательном ключе. А не прятаться в резервации, не требовать запретительных мер. И не надеяться на «национально ориентированную» номенклатуру, которая просто пытается скрыть невежество свое и неконкурентоспособность. Попутчиков у нас даже слишком много, но путь - один.
«Мы должны поднимать уровень компетентности»
-Неслучайно ведь, что одновременно с оживлением дискуссии о языках Казахстан впервые столкнулся с симптомами религиозного экстремизма? У нас гордились межконфессиональным согласием, это был своего рода бренд для страны. Сегодня уже говорится о совершенствовании законодательства врелигиозной сфере, о создании специальных контрольных органов - все к тому, что на религиозные вопросы государство будет обращать больше внимания, чем вчера. Результативным ли станет государственное вмешательство? Что Вы думаете о принятом парламентом новом варианте закона о религиях?
- Проблему экстремизма он никак не решит, хотя бы потому, что регламентирует только легальную сферу. Подпольные джамааты не ходят регистрироваться по месту жительства и игнорируют светские законы независимо от того, насколько они совершенны.Экстремистская проблема это вообще частный случай нашего мировоззренческого невежества, нашей беспечности. В чистом виде экстремизм это вопрос не религиоведов и не юристов, это компетенция силовиков. Другое дело, из чего он растет.
Государственноерелигиозное образование неконкурентно, оно проигрывает альтернативному,низовому. Вот здесь уже поле деятельности для национальной религиозной политики, здесь общество способно создавать другие варианты развития.
Государствопока только на первом этапе решения этой проблемы. Пока оно только объявило, что религиозный вопрос ему не безразличен, обозначило зону собственной ответственности. Выделение одного суннитского мазхаба и русского православия в качестве приоритетных конфессий - закономерная идея, но ее следовало бы прописывать в секретных директивах компетентныхведомств, обозначать как цель государственной политики, но не утверждать на уровне законодательства. Вышло действительно так, что власть ставит на репрессивные меры. Она, что понятно, упрощает себе жизнь. Так ведь проще - экстремизм запретить законом, религиозное образование поставить под жесткий контроль, число религий ограничить до двух. Примерно так, как они поступили с политическими партиями. Но здесьэто не пройдет, в отличие от партий здесь затронута живая струна, затронуто то, что людям небезразлично и от чего они не станут отступаться.
Положительно, что государство обозначило свойинтерес. Отрицательно то, что по существу этот интерес не сформулирован, а конкретные меры не выходят за рамки пустых деклараций, откровенных запретов и благих пожеланий. Контролировать религиозную сферу, контролировать сознание - это не задача для бюрократов. Любым тенденциям должны соответствовать (или противостоять) адекватные специалисты, мастера работы с сознанием. Как минимум образованные на светском уровне люди. Власть необоснованно рассчитывает решить все дело поправками к закону. Закон же контролирует слишком мало, он регламентирует не религиозную жизнь, а ее организационно-хозяйственную сферу. Это очень мало и от этого можно отказаться. Религиозные общины могут уходить в подполье, а могут, например, регистрироваться как общества изучения корейского языка.
- Но в целом вы согласны с тем, что закон в его новой версии - репрессивный?
-Да. Наша власть поступила предсказуемо, по трафарету, как и во всех случаях, когда она видит для себя конкуренцию. А тут даже больше, чем конкуренция - тут ревность.
Причем выбор двух приоритетных конфессий - не сколько дальновидный, сколько упрощенный. Или им просто объяснили, что салафиты - это как-бы ханбалитский мазхаб, и столь изящным ходом они его «запретили», а православие чуждо политическим тенденциям и поддерживает существующую власть. Мотивы очень просты - выбирают лояльных. Вернее - как им кажется, лояльных.
Сам выбор в принципе выглядит логичным…
- Ведь вы в 2005 в статье «Три пути и один выбор» настаивали на фактически таком же.
-Так и было. Но в данном случае получился все же выбор не в пользу логики, а в пользу простоты. Хотя на поверхности он и правильный, я считаю. Но это не готовое решение, а только определение в целях.
- Когда вы говорите о специалистах в религиозной сфере, такое ощущение, что говорите о себе…
-Если откровенно, то после всей аналитики, сопутствующей принятию новогозакона, разработки ЭЦНС кажутся мне запредельными. Просто откровениями тайных орденов в стиле детективов Дэна Брауна.
Примитив оночень некстати везде, особенно там, где разговор идет о высоком. Мы отстаем в этом вопросе, даже по региональным меркам, не говоря уже о мировых. Мы должны поднимать уровень компетентности.
- И все же - грозит Казахстану перерождение в религиозное государство?
-Нет. Наша элита не готова жить по мусульманским законам. Так что дальшенепоследовательных заигрываний с религией дело не идет, пусть даже религии повысили «категорию опасности». Есть фундаментальное непонимание, и оно выражается даже в том, как чиновничество формулирует вопрос.
Говорят - «традиционные религии». Но это всегда взгляд со стороны. Это культурная категория. Для верующих религия - верная или нет. Это качество не имеет срока давности, не оправдывается историей. Пророк Ислама всю свою жизнь посвятил борьбе с тем, что в Ак-Орде называют «традиционными религиями», ведь к современным ему традиционным религиям он был воинственно непочтителен. Так что скорее неформальные джамааты находятся в привычной для Ислама ситуации, точно, что не придворное советское духовенство. Власть не чувствует эту интригувообще, для нее это отвлеченные материи.
- Эту ситуацию можно изменить?
-Необходимо работать не с лояльными, а со всеми. И классифицировать общины не как лояльные и нелояльные, а как харизматические, перспективные или лишенные этого. Ведь для многих религиозность - это только псевдоним уважения к национальным традициям. Но это вопрос иного качества, не вопрос веры вообще.
«Состояться в движении»
-Что значат для нас реформированный Таможенные союз, ЕЭП? Недавно Владимир Путин заговорил о Евразийском союзе, подхватив почти двадцатилетней давности идею Назарбаева.
- Не столько идею, думаю, сколько название. Проект Назарбаева был романтическим и упирал на актуальную тогда общность народов. Сейчас многое по-другому. Тот вариант, под которым подписался Путин - более прагматический. Он пишет об интеграции производственных потенциалов.
И это для нас хорошо. Для романтических проектов мы сегодня недостаточно сильны, слишком поверхностны и легковерны. Мы не достигли необходимого уровня идентичности, гарантирующего нас от того, чтобы не стать ягодой вчужом коктейле.
- Этот для нас чужой?
-Таможенный союз и ЕЭП это все-таки частность. Меня интересуют не аббревиатуры, а Великий Казахстан. Если Таможенный союз будет содействовать этому, я только за. Пока же этот вопрос не имеет ответа.
Состоятьсяможно только в движении, в осуществлении миссии. Мы единственная страна, способная дать энергию, образование, стабильность Центральной Азии. Это наша объективная задача и ей должны быть подчинены векторы внешней политики. Если Россия готова содействовать Казахскому проекту в ЦА и далее - стабилизации по-казахски в сопредельных регионах, если Россия ставит на Казахстан в его региональном партнерстве с Китаем, то мы должны работать на единоличное усиление России в СНГ и Восточной Европе. Всеми политическими и углеводородными активами вложиться в это. Такова интересная и справедливая политика, открывающая перед Москвой и Астаной существенно иные, отличающиеся от сегодняшних, перспективы.
ЕслиТаможенный союз - просто упрощение товарообмена для национальных производителей - что ж, это тоже неплохая вещь. Но подробности раскроются только на практике, а дьявол привычно таится в мелочах.
Нокультурный формат, ограниченный Белоруссией, Россией и Казахстаном, длянас бесперспективен. Это не значит, что надо отвергать сотрудничество идобрососедство. В конце концов мы состоим в сотне международных организаций. Просто для казахов это не лидерский проект.
То,что Путин предлагает его «центральноазиатское расширение», действительно дает нам шанс. Шанс на реальность стратегии, о которой я только что сказал.
