Известные события в арабском, точнее, арабо-мусульманском мире, религиозный радикализм, вопрос “хиджаба” (на наш взгляд, переоцененный), в меньшей степени председательство Казахстана в ОИК отозвались вниманием местных экспертов к роли ислама в казахстанском обществе. Обращение к этой теме, конечно, заслуживает всяческого поощрения и нуждается в продолжении. Но при этом озвучиваются довольно спорные мнения, которые не прибавляют ясности в уже имеющиеся сумбурные представления о роли ислама в обществе. Можно сказать, что складывается своего рода мифология на тему: “что такое ислам в Казахстане ?”. Остановимся на некоторых ее положениях.
Известные события в арабском, точнее, арабо-мусульманском мире, религиозный радикализм, вопрос “хиджаба” (на наш взгляд, переоцененный), в меньшей степени председательство Казахстана в ОИК отозвались вниманием местных экспертов к роли ислама в казахстанском обществе.
Обращение к этой теме, конечно, заслуживает всяческого поощрения и нуждается в продолжении. Но при этом озвучиваются довольно спорные мнения, которые не прибавляют ясности в уже имеющиеся сумбурные представления о роли ислама в обществе. Можно сказать, что складывается своего рода мифология на тему: “что такое ислам в Казахстане ?”. Остановимся на некоторых ее положениях.
Миф первый. Об истории ислама в Казахстане.
Собственно, здесь два подхода: 1. ислам был поверхностным и слабым так как преобладание кочевого хозяйства и быта вело к его неукорененности. Поэтому казахи были (есть) “плохие мусульмане”. 2. ислам стал основой сложения казахской этнокультурной общности, его идентичности. На территории Казахстана ислам утвердил себя как единственная религия и казахская идентичность, прежде всего – мусульманская.
И в одном, и в другом случаях религия понимается как “вещь в себе”, отчужденная от конкретного исторического, социального и культурного контекста. Поэтому и крайние оценки (“слабый” или “сильный” ислам) мало что говорят о его роли в истории казахов и Казахстана.
Известно, что до прихода ислама на обширные степные территории с преобладающим кочевым укладом здесь уже сложился многослойный религиозный комплекс со своими представлениями и ритуалами: культы духов предков (аруахов), плодородия, неба (Тенгри), земли (Умай), многочисленные магические и анимистические верования, шаманизм, суеверия. Свой вклад внесли зороастризм, восточное христианство (несторианство), буддизм. Поэтому и процесс исламизации занял почти 8 веков с момента появления арабских мусульман на “новых” землях. И он не сопровождался выжиганием доисламских верований огнем и мечом, ставшие частью местного обычного (адатного) права они были просто признаны исламом. Поэтому здесь и прижился только ханафизм как самое терпимое направление исламского богословия. Впрочем, по сходному пути шла исламизация и в других неарабских регионах и культурах – Юго-Восточной Азии, Балканах, Турции, Африке, где формировались свои версии понимания и практики ислама. В каждом из них ислам приобретал местный национальный колорит, становясь частью этнической и гражданской идентичности – “турок и мусульманин”, “индонезиец и мусульманин”. Это проявляется и внешне, например, в стиле одежды: пакистанский хиджаб – это шальвар камиз с шалью, арабский – абайя, афганский – бурка. Этническое самосознание проявляет себя особенно за пределами страны проживания. В Европе или Северной Америке есть “свои” мечети практически у всех более или менее крупных мусульманских этнических групп или выходцев из одного региона. Есть мечети, посещаемые только пакистанцами, или арабами, или турками. Во многом это также зависит от страны происхождения имама мечети. Таким образом, логично говорить о разных региональных или страновых (национальных) вариациях ислама или его интерпретациях: азиатской (которая, в свою очередь, представлена южноазиатской, среднеазиатской, и другими ветвями), арабской, турецкой и других, основанных на разных культурах и традициях. Причем религия и культура не обязательно должны совпадать. Например, насколько отвечают “классическому” исламу такие традиции казахов как обычай “кыз куу” (когда не сумевший догнать девушку в конных скачках юноша, получает от нее удары камчой), или певческие соревнования - айтысы между мужчинами и женщинами? )
Если в ближневосточном регионе с развитой городской цивилизацией были условия для складывания книжного или нормативного ислама, то в кочевом степном обществе возобладал так называемый бытовой или “народный” ислам. По сути, это синкретический ислам, впитавший в себя многочисленные местные культы и верования. Переступая порог своего нового дома, казахская невеста в первую очередь кланяется духам/аруахам этого дома, потом родителям жениха и все это освящается исламским обрядом брака (никах).
По мере роста урбанизации в степных территориях создавались условия для вызревания нормативной религиозной культуры, что приводило к обособлению слоя мусульманских служителей – мулл, кади, ходжей. Но и этот процесс имел свои местные особенности. Исламская знать – казахские ходжи (кожа), ведущие свое происхождение от потомков пророка Мухаммада и получавшие в собственность землю (вакуфы) не стали многочисленной и влиятельной силой. А в соседних среднеазиатских районах ходжи (известные как белогорские и черногорские ходжи Восточного Туркестана) добивались политической власти и возглавляли протестные движения.
Миф 2. О том, какой ислам нужен казахам?
Казахам следует вернуться к “чистому” исламу, а значит отказаться от “неоязычества”, то есть древних казахских верований и обрядов, в том числе культа предков, святых, природы, шаманизма.
Этот миф вытекает из убежденности, что присутствие древних доисламских религиозных традиций есть признак ущербности местного варианта ислама, не дотягивающего до уровня “классического” ислама. Но что понимается под последним: арабский ислам времен пророка Мухаммеда или первых четырех халифов или что-то другое? В этой связи призыв к “чистому” исламу можно понимать неопределенно широко. Вообще-то он появляется, начиная с самой ранней истории ислама и с ним время от времени обращаются различные группы внутри исламской общины. Кстати, именно к “очищению” ислама от чуждых наслоений призывал ваххабизм, ставший основой идеологии Саудовской монархии в 18-м веке. Изначально, это течение возникло в ответ на монополию и консерватизм официального ислама Османской империи. Другое протестное движение – “Братья-мусульмане”, уже в колониальном Египте 20-30 –х годов 20 века также призывало к “чистому” исламу во имя создания лучшего общества. С точки зрения социологии религии, то есть рационального знания, не бывает “чистых” ислама или христианства или любой другой религии. Последняя не может существовать вне определенного контекста (регионального, национального, этнического, социального, исторического), то есть она всегда конкретна. Соответственно, на роль ислама в современном Казахстане влияет наследие советского секуляризма, равно как и традиционной культуры.
Призывать к “очищению” казахского ислама означает отказывать ему в аутентичности, то есть в подлинности казахской социокультурной традиции. Как ни странно, в постсоветском Казахстане уже взят курс на внедрение “правильного” ислама. На практике это оборачивается тем, что местный образ ислама постепенно утрачивает свои уникальные черты, как по форме, так и по содержанию. Поэтому не стоит удивляться, что внешними проявлениями религиозности стали хиджаб в его арабском и турецком стилях, пакистанские пенджаби в которые облачились местные мусульманки и мусульмане Любопытно в этой связи недавнее решение ДУМКа “объявить конкурс среди дизайнеров на создание одежды соответствующей казахской культуре, а также эстетике и принципам Ислама”. Следует полагать, что проявления лояльности местным традициям затронет и другие сферы жизни исламской общины в Казахстане.
Миф 3. О “просвещенном” исламе.
Казахстанское общество нуждается в “просвещенном” исламе, но не в “исламской реформации”.
Не совсем понятно, что конкретно вкладывается в идею “просвещенного” ислама. Благопожелание об идеальном обществе, религиозно грамотном и светски образованном ни о чем не говорит. Как говорится, “блажен кто верует”. Ведь только ленивый не критикует удручающее состояние казахстанского образования на всех его уровнях. О сохранении же былого интеллектуального потенциала можно благополучно забыть. На этом фоне религиозное просвещение, особенно в его нынешнем виде означает дальнейшее скатывание в догматизм и примитивизм. Ликвидация религиозной безграмотности проходит в откровенно схоластической форме, исключающей интеллектуальную рефлексию: зубрежка арабского алфавита и религиозных текстов, механическое следование ритуально-обрядовой стороне ислама. Качество религиозной грамотности в местных условиях ведет к тому, что религиозные тексты, составленные 10 веков назад, интерпретируются вне связи с современностью. На практике это все чаще ведет к преобладанию внешней демонстрации религиозности: хиджабы и намазханы в учебных заведениях, мусульманские фитнес-залы, мусульманские купе в поездах, “халальная” индустрия. Бесконечные ссылки на религиозные тексты и авторитеты вместо открытой дискуссии – это тоже отражение современного качества религиозного просвещения. Оно скорее ведет к доминированию ортодоксальной интерпретации ислама. И потом, ошибочно считать, что знание религиозных текстов ведет к более просвещенной вере. Верующий человек просто верит, независимо от того посвящен ли он в тонкости догматики или нет.
В то же время, уже есть примеры продвижения идей реформированного ислама самими мусульманами, правда не в арабо-мусульманском мире, а за его пределами, в Европе, США. Эти идеи получили самые разные названия: “исламской реформации”, “либерального ислама” или даже “протестантского ислама”. В их основе не социальный консерватизм, а рационализм, преодоление культурного изоляционизма мусульман, адаптация к мэйнстриму современного мира. Для этого необходимы критический анализ и новое прочтение религиозных текстов с тем, чтобы осмыслить их в соответствии с современностью. Необходимость в “новой, прогрессивной и современной интерпретации ислама для 21 века” подчеркивает мусульманский реформатор, президент “Центра изучения ислама и демократии” (США) Радван Масмуди.
Миф 4. О возвращении Казахстана в лоно мусульманского мира.
Казахстану следует не оставаться периферией мусульманского мира, а занять в нем почетное место.
Собственно, не совсем понятно какие именно страны представляют “центр” современного исламского мира. Если, к примеру, святыни ислама находятся в Саудовской Аравии, одного из наиболее ортодоксальных государств, означает ли это, что она составляет “ядро” исламского мира? Она же считается и основным донором исламских программ по всему миру (отсюда и выражение “петроислам”, то есть “нефтеислам”).
Скорее всего, Казахстану в области ислама предлагается равняться на ближневосточные страны и, прежде всего, арабские, которые и составляют большинство в “мире ислама”. Возникают ассоциации с очередным нью-васюкинским проектом для Казахстана. Ну а если серьезно, то, наверное, вначале надо иметь представление о той модели ислама которая, начиная с середины 20-го века, доминирует в арабо-мусульманском “центре”. Какие же ее черты?
И здесь будет самое интересное. Окажется, что в ней вот уже почти полвека доминируют ортодоксия, консерватизм и стагнация. Хочу уточнить, что речь идет об интерпретациях ислама представительным богословским (теологическим) кругом, он же официальный ислам. На практике это означает некритическое восприятие религиозных текстов, преклонение перед догмами (несоответствие которых современным потребностям налицо), страх переосмысления сложившихся представлений через призму современности. В дополнение к этому представители официального ислама стали по сути аффилированной структурой власти (авторитарной) в большинстве исламских стран, получив в обмен возможность вести спокойный и респектабельный образ жизни.
В условиях подавления светской, в том числе демократической оппозиции ее место заняли исламские политические группы. Они и взяли на себя миссию за модернизацию ислама, приведение его положений в соответствие с современностью. Именно они вводят идеи “исламского государства”, “исламской конституции” (аль-Банна, Кутб и другие). Другое дело, что реализация этих идей на практике приводит к неофундаментализму, вроде контроля за общественной моралью, религиозной полиции. Таким образом, представители как официального, так и неофициального ислама в “центре” исламского мира представляют традиционалистское и антимодернизационное понимание ислама. И Казахстану как исламской “периферии” предлагается стать равноправной частью этого мира. По словам Тарика Рамадана, видного исламского интеллектуала, профессора Центра исламских исследований в Оксфорде, и, кстати, внука казненного Хасана аль-Банны “уже почти столетие арабский мир парализован неудачами и раздробленностью. Как никакой другой регион в мире он погряз в социальных, политических и экономических трудностях, практически задушившие его. Очень печальная реальность”.
Поэтому, вместо оглядки не на самые лучшие образцы для подражания, наверное, надо выстраивать свою модель роли ислама в обществе и государстве, исходя из собственных исторических, социальных, культурных и политических условий. А уж арабскому исламу оставить самому разбираться со своими проблемами.
Кстати, и значение председательства Казахстана в ОИК, на наш взгляд, сильно переоценено. Последняя давно уже не имеет приписываемого ею самой себе политического веса. Она, так же как и другая наднациональная организация - Лига арабских государств, является лишь верхушечной бюрократической структурой, не имеющей влияния ни в международном сообществе, ни среди своих народов. Все, в конечном счете, решается на уровне отдельных стран, что и показывают продолжающееся “арабское пробуждение”.
Миф 4. Об угрозе внутриэтнического раскола на почве религии.
Казахскому обществу грозит внутренний раскол, с одной стороны, на основе разного понимания роли ислама, и с другой, между верующими и неверующими. Есть опасность несовпадения религиозной идентификации с гражданской.
В третьем тысячелетии, в большинстве государств мира договорились, в том числе и на законодательном уровне, признать гражданскую идентификацию доминирующей над религиозной. То есть, в первую очередь, ты бразилец. американец, британец, малазиец, сингапурец и так далее, а потом уже христианин, мусульманин, буддист. Казахстан живет по этому принципу (его еще называют секуляризмом) уже несколько десятилетий, учитывая и крайние меры по его реализации в советское время.
Большинству же мусульманских стран еще только предстоит принять этот принцип, но его уже разделяют просвещенные исламские идеологи, правда, проживающие на Западе. Тот же Тарик Рамадан призывает мусульман к тому, чтобы они на первое место ставили гражданскую идентичность, то есть лояльность стране проживания, а затем уже религиозную. Влияние последней, по его мнению, должно ограничиваться сферой частной жизни.
Если государство и общество в Казахстане договорятся о приоритетах в этом вопросе, то и не будет повода для возможного внутриэтнического раскола на почве религии. Поэтому не следует преувеличивать повышение религиозности в этом отношении. И, вообще, насколько обоснованно мнение о наличии этой проблемы? По крайней мере, каких-то конкретных данных, например, результатов соцопросов, подтверждающих ее, в доказательство не приводится. Если и проводились такие исследования общественного мнения то огласки они не получили.
Повышение общей религиозности действительно происходит, но ее реальных масштабов никто не знает. Увеличение численности верующих на пятничных молитвах в мечетях, равно как и рост количества последних не является достоверным критерием. Если сравнивать с советским временем, то, конечно, налицо резкий подъем роли ислама. Но если сравнивать соотношение практикующих верующих и тех для кого ислам просто часть идентичности (этнические мусульмане), вряд ли доля последних намного ниже первых. Ведь даже поверхностное знакомство с религиозностью в казахском обществе показывает, что, во-первых, для большинства она этнически обусловлена, то есть “если казахи, значит мусульмане”. И это не обязательно сопровождается следованием букве и духу ислама как религиозной доктрины. Религиозность же тех кто сделал выбор ислама как системы идейных, моральных и ритуальных координат, так называемых “новых мусульман”, как правило, вызвана личными мотивами. Хотя, конечно, как и у всех религиозных неофитов им присущи экзальтированность и догматизм, манифестация своей религиозности, в том числе через образ жизни, стиль одежды, культуру питания.
Важно и то, что исламская религиозность в Казахстане не существует в вакууме. Традицию религиозного многообразия качественно и количественно дополнило пришествие множества других религиозных течений на постсоветском этапе. В итоге, ислам и православие делят религиозное поле с протестантами, кришнаитами, буддистами, иеговистами, ахмадийцами, бахаитами и многими другими.
К этому следует добавить и инерцию нетрадиционной религиозности с ее верой в оккультизм, экстрасенсорику, эзотерические учения, колдовство и знахарство, феншуй и так далее. Никого не удивляет если в автомобиле на лобовом стекле покачиваются амулет с заложенным внутри отрывком из Корана и феншуйские монетки “на богатство”. Религиозное многообразие само по себе ведет к созданию рынка, конкуренции религиозных идей и практик, поэтому не редкость когда человек “пробует” разные религии поочередно. Сегодня он кришнаит, завтра протестант, а послезавтра мусульманин и так по кругу. Поэтому любая религия, в том числе и ислам, должна проявлять гибкость в сложившихся условиях религиозного многообразия и нетрадиционной религиозности.
Миф 5. О взаимоотношениях между государством и религиозными организациями.
Государство должно поддерживать “традиционные конфессии” большинства населения” Казахстана, одной из которых является ислам, поскольку он “проигрывает” на религиозном рынке нетрадиционным религиозным общинам, щедро финансируемым из-за рубежа.
Этот миф логично вытекает из предшествующего. Для вовлеченности государства в религиозные дела и особенно на законодательном уровне нет особых причин. Во-первых, государство уже отдает приоритет мусульманской общине в некоторых своих действиях. Например, в 2010-м году создан государственный фонд “Поддержки исламской культуры и образования”. Во-вторых, часть финансирования местных исламских институтов также имеет зарубежное происхождение. Несколько казахстанских мечетей построены на средства турецких и арабских исламских фондов, а в мусульманских университете, институте повышения квалификации и медресе часть преподавателей из Египта, Турции. В этих же и других мусульманских странах казахстанцы получают религиозное образование. К примеру, Управлением Духовных дел Турции в Алматинской области построено три больших мечети. По соглашению между ДУМК и Международным исламским университетом Пакистана, в нем ежегодно с 2000 года обучаются 20 казахстанских студентов. Если учесть, что в открытой печати регулярно появляются неоднозначные материалы о непрозрачности в финансовой сфере мусульманских организаций и возможных злоупотреблениях в ней то можно только догадываться, что следует ожидать если туда потекут бюджетные деньги. Протекция государства любой религиозной организации и не только исламской приведет к тому, что ей не надо будет бороться за “души”, а значит, исчезнет стимул для совершенствования. В конечном счете, итогом будет не развитие, а стагнация религиозной жизни, что затронет и общество. Это и произошло во многих арабских странах где исламский богословский слой фактически стал частью госаппарата. Как следствие, снижается его авторитет в обществе, в котором выдвигаются уже неформальные религиозные авторитеты.
Миф 6. Ислам в Казахстане становится религией социальных низов и обездоленных.
Его возникновение отчасти связано с инерцией советского атеизма, внушавшего, что религия это идейное орудие эксплуататоров против эксплуатируемых (правда, также утверждалось, что и последние могут использовать религию в борьбе против своих хозяев). Но в контексте современной казахстанской действительности религиозность связана с несколькими факторами, в том числе и социально-классовым. Прежде всего, она результат кризиса самоидентификации, причем на личностном, а не групповом уровне. Хотя после развала прежней системы с ее определенностью и своеобразной социальной защищенностью прошло уже 20 лет до сих пор разрыв социальных связей в обществе не преодолен. Взамен разрушенной социальной организации не создано новой. В этой ситуации культивирование религиозности дает ощущение принадлежности к группе, а значит определенности – “быть не одному”. Не случайно, члены религиозной общины (и не только мусульманской) называют друг друга “братьями и сестрами”. Кроме того, есть потребность в приобщении к чему-то, что выше, заведомо непознанному. Исследования, проведенные в других странах, в том числе мусульманских обнаружили, например, что люди с более высоким социальным статусом, а также образованием в области точных и естественных наук, более чем гуманитарии склонны к строгому соблюдению религиозных предписаний. Хотя в случае с постсоветскими мусульманами есть свои отличия, вызванные длительной историей всеобщего безверия.
Представление о большей религиозности социальных низов вызвано в немалой степени бросающейся в глаза экзотичностью ее внешних проявлений, символики. Конечно, девушки в хиджабах или бородатые парни в пакистанских пенджаби почти не встречаются среди городских профессионалов среднего и высшего звена. Но это не означает, что среди последних нет религиозных людей. Чем выше уровень образования или социальный статус тем меньше показной демонстрации религиозности, что, в свою очередь, связано и с более высоким уровнем социальных обязательств, например, необходимостью соблюдать дресс-код в офисах. Зато казахстанцы, одетые “по – мусульмански” чаще встречаются в неформальном секторе торговли, мелкой коммерции, индивидуальном предпринимательстве, то есть в малом бизнесе.
Также спорно утверждение, что демографически, в Казахстане, сельское население более религиозно чем городское. В действительности, в сельских условиях более тесных социальных связей потребность в религии как способе социализации намного ниже чем в городе. В последнем же она более востребована как средство для самореализации, компенсации межличностного отчуждения, преодоления индивидуализма, десолидаризации. В сельской местности и намного меньше возможностей познакомиться с нормативной религиозной культурой - литературой, исламскими телепрограммами, Интернет ресурсами. Другое дело, что у недавних сельских мигрантов в городе, испытывающих трудности адаптации к городской жизни приобщение к исламу и членство в религиозной группе может дать чувство безопасности, потребности в признании, позволит завязать новые контакты, обрести новых друзей, облегчить поиск работы.
Безусловно, есть и другие важные аспекты роли и места ислама в Казахстане: например, нетрадиционный ислам, представленный различными течениями/группами (таблиговцы, салафиты, суфисты и другие), ислам и этничность. Остается только надеяться, что их обсуждение не приведет к созданию очередных мифов.
